Читать «Хакер Астарты» онлайн - страница 4

АРНОЛЬД КАШТАНОВ

2

Был, значит, февраль 2001 года, дождевые облака повисли над всем побережьем. Несколько суток я не отходил из Дули. Она не поднимала головы с подушки, сознание ее путалось. Это было действие яда. Ульвик продолжал назначать метатрексат и цитозар, «очищающие мозг». Ида охала, услышав страшные назначения, и тихо, чтобы мы не слышали, возражала:

— Фарида меод-меод халаша.[1]

(Кстати, Дуля из Фариды превратилась в Дулю сразу как родилась — Фарида-Фаридуля-Дуля).

Ульвик, печальный и суперменистый, задерживал взгляд на Дуле и повторял:

— Метатрексат.

И выходил из палаты. Он отказался принять во внимание намек, что раковые клетки, возможно, уже уничтожены (хирург Фердман, делающий биопсию, вычистил опухоль, виноградной гроздью выросшую над грудью, а после этого Дуля уже месяц принимала химиотерапию), и если это так, он, Ульвик, убивает здорового человека.

Я не удержался и как-то сказал ему это в коридоре.

Он показал, чтобы я следовал за ним в кабинет. Он знал, что родственники больных, хоть и подписали бумаги перед началом лечения о том, что их предупредили о последствиях, часто подают в суд на врачей и иногда выигрывают судебные дела. Он не собирался рисковать, идя наперекор желанию мужа больной. Проще всего ему было выписать Дулю. Усадил за стол и, сев в кресло перед компьютером, с минуту разглядывал меня и сказал:

— Если я прекращу лечение, она умрет.

Среди ночи я вышел курить на крыльцо. Коварство химиотерапии в том, что последствия обнаруживаются не сразу. Сердце, почки, печень или мозг могут продержаться еще месяцы, прежде чем откажут. Может быть, Ульвик уже убил Дулю.

Вдыхал дым сигареты, словно табачный дым мог вытеснить из груди воздух больницы. В нем, в воздухе, содержалась вероятность смерти. Но запах вероятности и случившегося одинаков. Так, наверно, чувствуют опасность звери: растворенную в воздухе, улавливаемую носом.

Химиотерапия уничтожала раковые клетки миллионами, а они возрождались снова и снова: одна делилась на две, две — на четыре, четыре — на восемь, выпадали в хлопья, которые начинали быстро расти, и Дуля видела в тазике хирурга Фердмана эту зеленовато-белесую, вспухающую квашней смертоносную массу (я оставался дома с внуком, когда она ходила на биопсию).

Масса жила. Каждая ее клетка была — живое существо. Она могла делиться до бесконечности, и если бы ничто ей не сопротивлялось, рано или поздно заполнила бы собой весь мир. На ослабевшее тело Дули наступал безжалостный порядок, выстроенный в геометрической прогрессии, наползала тупая, примитивная, прожорливая гадина. Изумительно слаженная жизнь сосудов, нервов, желез, печени, почек, мозга, легких, желудка, нейронов, ионов, белых и красных клеток крови, альфа- и гамма-ритмов, биополя и биопотенциалы, — жизнь, непостижимая в своем совершенстве, оказывалась бессильной перед этой примитивностью — две, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать две, шестьдесят четыре, четыре миллиона, восемь миллионов… Низший расправлялся с высшим, худший — с лучшим, слишком непростым, слишком запутанным, чтобы сохранить в себе первичную ненасытность. Природе было все равно, кто победит, ее цель была — экспансия жизни, для нее и раковая клетка была живой, как человек. Дуля сопротивлялась, но не могла противостоять.