Читать «Митерикон» онлайн - страница 51

112) Дерзай о Господе, сестра; не бойся сей дивной добродетели. Ибо боязливый, особенно монах, непременно страждет следующими двумя недугами — телолюбием и неверием. — Телолюбие всегда есть признак неверия; кто же презирает тело свое, тот показывает, что вседушно верует в Бога и несомненно чает будущих благ. Посмотри на мучеников и отцев наших, разсуди, вошел ли кто в Царствие Небесное, услаждаясь пищею и питием, шутя и смеясь? — Если же чрез труды, скорби и горькия муки: то как дерзнешь предстать безсмертному Царю ты, ничего не понесши такого? — Не слышала ли ты о блаженной Феодоре, как, оклеветанная, она страдала вне монастыря день и ночь и благодушно переносила все мучительныя горести, и как прославил ее Бог? — Не слышала ли ты о первомученице Фекле, какую страшную прошла она борьбу, любви ради Божией? — И что говорить о других? Посмотри на Самую Матерь Света! В каком безмолвии и молчании подвизалась Она, воистину Богородица и Матерь Господа и Бога Сладчайшаго нашего Иисуса Христа? — С трех лет от рождения, когда Она была введена в храм Божий, что ведала Она, кроме священнаго, и с кем беседовала, кроме Бога, день и ночь пребывая в молитве, безмолвии, посте и бдении, и питаясь неизреченными сладостями Духа Божия? — Конечно они были люди, подобострастные нам, но ради трудов их и потов обильно вселилась в них божественная благодать. Потому потрудись — злопостражди и ты, безмолвствуй, постись, молчи, бди, да и ты соделаешься дщерию Божиею. — Ибо Давид говорит: Аз рех: бози есте, и сынове Вышняго ecu (Пс. 81, 6). — Но человек не может стяжать сего сыновняго дерзновения к Богу, если не убезмолвится, не будет приседеть молитве и переносить всякия скорби. Я хорошо знаю сердце твое, знаю, сколько оно мужественно, — мужественнее даже души моей; потому свободно и открываю мысли свои твоему боголюбию, и молюсь всемогущему Богу, чтобы ты скорее села на безмолвие, — и тогда Бог откроет в тебе дивныя Свои чудеса.

113) Послушай премудраго и святаго отца нашего Иоанна Златоустаго, как беседует он к нам о суетном житии сем: — оставившие суетныя и тленныя блага житейския не обращайте к ним опять сердца. Богатство минуется, слава преходит и исчезает, как тень. Суета суетствий — всяческая суета! — Обаче всуе мятется человек, сокровиществует, и не весть кому соберет я. Любящие блага мирския поистине всуе мятутся, всуе подъемлют труды и подвергаются бедствиям, собирая то, что вмале должно исчезнуть, и чего не могут они взять с собою: ибо все оставят здесь, и нагими отыдут на страшное судилище Христово, как нагими родились. Хотя бы кто собрал здесь все сокровища мира, наг и беден, сокрушен и смирен, в страхе и трепете востанет на то страшное зрелище — на нелицеприятный и неподкупный суд, где трубят ангелы, поставляются престолы, раскрываются книги деяний наших, течет река неугасимаго огня, где червь неусыпающий, тьма кромешная, тартар страшный, где неумолчный скрежет зубов, непрестанныя стенания и неутешный плач, где нет смеха, но непрестанное рыдание, где нет света, но непроницаемая тьма, нет согласнаго пения, но стоны и вопли. — Страшно поистине и слышать, но сколь страшнее будет видеть своими очами всю тварь, мгновенно возставшую и дающую отчет о всяком слове, деле и помышлении, о всем, кто в чем согрешил. — Велик будет тогда страх, добрая сестра моя, велик трепет, добрая моя Феодора, каковаго еще не было доселе и не будет до самаго того часа! Трубят страшныя трубы, солнце меркнет, звезды падают, небо свивается, силы небесныя подвигаются и суд готовится. — О страх, о трепет, о нужда в час неизбежнаго предстания судилищу!