Читать «Плач по концепту» онлайн - страница 7

Александр Давидович Лурье

Подобные аберрации и перверсии у критиков проходят под ставшим в последнее время популярным, я бы даже сказал — эпохальным и судьбоносным — девизом: «Я его слепила из того, что было, а потом, что было, то и полюбила». Конечно, из того, что было, слепить конфетку можно только пиаровскими средствами… Чего душой кривить — «Кысь» могла вызвать некоторый восторг и у автора этих строк. Если бы прочитал ее лет 15, а — еще лучше — 20 тому назад. Сегодня же появление этой книги можно сравнить с незабвенным поездом «Новосибирск — Одесса», приходившим минута в минуту по расписанию, но с опозданием на одни сутки.

Особенный и всеобщий восторг у читателей вызвала стилистика, язык книги, ее замысловатое структурирование и т. п. бомбошки и финтифлюшки. К сожалению, на мой взгляд, это скорее проявление проклятого в свое время марксистами «искусства ради искусства». Ибо не несут все эти красоты никакой нагрузки — ни эстетической, ни смысловой; с таким же успехом их можно было бы вставить в любой другой текст Т. Толстой — без ущерба, но и без выигрыша как для красот, так и для самого текста. Мне они скорее напоминают каллиграфические завихрюшки в подписи самовлюбленного второстепенного литератора — мол, и так я могу, и эдак, да и всяко-разно. Нечто вроде достопамятной таблички мастера Гамбса, но понапиханной в изделие в таких количествах, что это уже не шедевр, а памятник самому себе, любимому.

Впрочем, если очистить текст от всех литературных излишеств, то твердый осадок будет весьма и весьма невелик. Сюжет просчитывается буквально с первых строк, в середине становятся скучно, а в конце думаешь, позевывая: «Стоило ли огород городить?». Некоторые, чисто формальные, признаки позволяют кое-кому относить «Кысь» к фантастической литературе. Я, честно говоря, против такого попустительства, когда все, с чем не хотят справляться критические жернова, сразу причисляется к фантастике, как к литературе заведомо второго сорта.

«Жизнь после Взрыва» — лишь необходимая для Толстой оговорка, чтобы описать тот концептуальный гомеостазис, буквально бесконечный тупик, который, по ее мнению, охватывает прошлое, настоящее и будущее российской истории. Не мне, из своего израильского далека, судить ее американское. Россия в предлагаемой реальности есть величина неизменная и непознаваемая, ее можно лишь принимать как некую данность, вещь в себе, существующую, по преимуществу, для оправдания авторской идеи. Все в ней вечно — ожесточенно-бессмысленные споры «западников» и «славянофилов», мышиная суета цепляющейся за воспоминания о недостоверном былом интеллигенции, дикий быт опекаемых «низов», власть ради власти и звериное стяжательство — с непременным интеллектуальным взломом — «верхов».