Читать «Заговор» онлайн - страница 321

Это было неинтересно. Вскоре папка уже снова лежала на старом месте, а Рущиц перетаскивал к окну громоздкие кресла. Он издевался над своим легкомыслием, позволившим ему вообразить, что барон будет отдавать секретарше на дом документы, которые, случись им подо Заговор    46    >

пасть не в те руки, означали бы немедленную его гибель. Ах, Шерлок Холмс, ах, мыслитель!.. Какими только ело-¹ вами не называл себя Рущиц, наказывая за примитивизм и наивность. Тут даже примешалось кое-что, правда только на заключительном этапе самобичевания, из военноокопного репертуара, однако саморазвенчанию в окончательном виде помешало возвращение Рут с вазой. Поставив ее на столик рядом с бутылкой, она зашептала, оглядываясь на дверь, будто кто-то мог ее услышать:

—    Это ужасно!.. Я зашла в гостиную, и тут же появилась фрау. Она спросила, где ты. Я сказала, что ты у меня в комнате и мы собираемся устроить небольшую пирушку. Она спросила, есть ли у нас вино. Я ответила, что ты позаботился об этом. Она начала тебя хвалить и сказала, что я могу взять фрукты. И хорошо, что это так случилось, потому что на обратном пути это чучело — Генрих спросил меня, куда я несу хозяйские фрукты. Ты представляешь, я думала, что он даже говорить не умеет, а он... Грязный тип! Ведь он наверняка подумал, что я фрукты взяла без разрешения. А я утерла ему нос и сказала, что фрау велела отнести фрукты к тебе. Я правильно сказала? Ведь не буду же я говорить, что ты сидишь у меня в комнате и мы собрались немножко попировать!

—    Ты все сделала правильно, — сказал Константин Васильевич, все еще поругивая себя за наивность, но уже настраиваясь на новую тональность, сутью которой была эта молодая женщина, странной судьбой посланная для того, чтобы бурно ворваться в его жизнь, сменить в нем чувство отчаяния и тоски на чувство надежды и веры. В жизни сейчас все повернулось к солнцу: и признание его Годиной, и высокое доверие страны к его способностям быть ей полезным. Любовь к женщине стояла особняком, пока еще не осознанная до конца, пока еще не выстраданная и не оцененная. Она пока что принесла ему только изумление еще одной стороной человеческого бытия, тем совершенством, с каким природа перемежает свое отношение к человеку, бросая его от отчаяния—к счастью, от веры — к разочарованию, от желания смерти — к несокрушимому стремлению жить. Казалось, что в жизни все ясно, все испытано, все изведано, но вот врывается в нее что-то сокрушительное, сметающее на своем пути планы и расчеты, надежды и страх. Все становится несущественным, смешным и примитивным, когда вступает в действие любовь. Константин Васильевич понимал, что Рут

любит в нем кого-то другого, весьма возможно г,и враждебного ему по сути, но отказаться ет этой любви он не мог, как не может человек, промокший под холодными дождями и бурями, намерзшийся и усталый, отказаться сесть у костра из боязни -обжечься. Все сложно складывалось в его жизни, и не знал он, что готовит ему судьба завтра или послезавтра.