Читать «Заговор» онлайн - страница 138

ложения Литвинова о всеобщем разоружении. Он препятствовал доступу России в Лигу, приводя один и тот же довод: «Мы только один раз пустили русских в Геную, и они успели сделать Рапалло. Последствия этой ошибки мы будем еще долго исправлять». Он был кумиром Лиги, и каждое его появление на трибуне вызывало овации. Казалось, ему ничто не грозит, но за последние месяцы он чувствовал, что ему противодействует какая-то могучая сила, и оттого что он не понимал, откуда идет это сопротивление, все чаще и чаще неизъяснимый страх парализовал его волю, заставлял смолкать на полуслове в самый важный полемический момент, лишал аргументов в дискуссиях. Все чаще и чаще вспоминал он Пуанкаре, его малопонятный уход от политики, нежелание встречаться с журналистами и даже бывшими коллегами.

В кают-компании парохода дружески беседовали премьер-министр Лаваль и германский канцлер Брюнинг. Здесь же находился министр иностранных дел Курциус. Лаваль же, приглашая германских гостей на беседу, будто забыл о существовании Бриана, и министр сейчас стоял на верхней палубе, глубоко нахлобучив шляпу, запахнув на груди черную поношенную крылатку, которую знали во всей Европе и не раз обыгрывали досужие журналисты и карикатуристы.

—    Слушайте, генерал, — Бриан продолжал вглядываться в туманные очертания британского берега, — давно хотел спросить... Алексис Леже, мой помощник, кем он вам приходится?

—    Увы, никем. Правда, журналисты утверждают, что он — мой племянник, но, к сожалению, я не имею чести быть его родственником.

—    Да-да, я так и полагал. Ведь вы из Пикардии, если не ошибаюсь, а Алексис — парижанин.

—    Вы совершенно правы, господин министр.

Наступила пауза, которую нарушил Вертело:

—    Один философ говорил мне, что самое трудное в путешествии — это отправиться в путь.

—    Вы правы, Эмиль, только я бы сказал несколько по-другому: самое трудное в путешествии — это благополучное прибытие. Даже еще лучше можно сказать — благополучное возвращение. Увы, у нас мало на это шансов. Я чувствую, что мы вернемся ни с чем.

Бриан не подозревал, что самой сейчас близкой и родственной ему душой на этом пароходе кроме вер-

иого Эмиля является стоящий позади него генерал Леже. За последнее время генерал чувствовал почти то же самое, что и министр иностранных дел. Каждый его шаг, тщательно обдуманный и взвешенный, попадал как бы в пустоту. Почва уходила из-под ног, а удары, которые он пытался нанести невидимому противнику, попадали в воздух. Он чувствовал врага везде, чувствовал его дыхание за своей спиной, и его самолюбие, самолюбие профессионала, жестоко страдало от постоянных проигрышей. Иногда он чувствовал, что с ним играют, наблюдая за его реакцией; так кошка, насытившись в темном подвале, полулежа играет с последним мышонком: дав на секунду ему свободу — тотчас же накрывает лапой. Он предполагал, что некоторые, а может быть, и многие из его подчиненных если и не саботируют его распоряжения, то относятся к ним снисходительно и равнодушно. Рядом с ним существовал кто-то* чьи распоряжения выполнялись более охотно и от кого почти наверняка зависела и его, генерала Леже, судьба. Смерть в автокатастрофе ближайшего помощника — полковника Эрно словно напоминала ему о возможности такого же исхода и для него лично. В поездках он чувствовал за собой постоянное наблюдение и фиксировал то лакея в отеле, то продавца газет в киоске напротив своего дома, то подгулявшего прохожего в парке на прогулке. Пришлось вспомнить еще об одном приеме, которым он не пользовался со времен молодости, и на несколько встреч со Старкевичем являлся с фальшивыми бородой и усами.