Читать «Кати в Америке» онлайн - страница 47

Затем мы поехали дальше в темном автобусе через темную Виргинию, и нам все больше хотелось спать, и вдруг где-то сзади чей-то глуховатый голос запел колыбельную песню. И мы время от времени вздрагивали, проезжая по освещенным улицам какого-то маленького городка и бросая не слишком заинтересованные взгляды на методистскую церковь, на аптеку Джонса, на бензоколонку Милтона и на маленькие виллы с зажженными в садах фонарями — знак ночным путникам, что там сдается комната. Мы видели, хотя наши глаза почти слипались, молодых людей, толпившихся перед кинотеатром, где имя Бинга Кросби^[121] сверкало в свете рампы и где жаровни у входа выбрасывали веселейшие каскады попкорна. Flo автобус ехал так быстро, что вскоре все снова превратилось в тьму, тьму и тишину, даже стук мотора и колыбельная песня в конце автобуса. А моя голова все ниже и ниже соскальзывала на рукав куртки Боба, так приятно пахнущей виргинскими сигаретами.

Но сбиться с пути... пет, мой автобус не сбился с пути, нет!

XII

О штат Виргиния!

Почему я все-таки не была маленькой фрёкен из твоей колонии во времена твоего величия! Почему не родилась в одном из этих белых господских поместий где-нибудь в 1782 году!^[122] Клянусь, никто не танцевал бы с таким воодушевлением жигу и менуэт^[123] на балах, никто не скакал бы верхом с такими пылающими пламенем щеками на лисьей охоте, никто не кокетничал бы более чарующе с широкоплечими кавалерами южных штатов, чем я! А едва мне минуло бы шестнадцать, как я ответила бы «да!» самому широкоплечему из толпы поклонников, и он привез бы меня как свою жену на собственную плантацию. И я бы быстренько родила ему одного за другим одиннадцать детей! А во время коклюша и кори они находились бы под неусыпным наблюдением изумительной чернокожей мамки^[124]. Сама я бродила бы по своему чудесному саду среди магнолий и столепестковых роз, а еще рука об руку с мужем спешила бы по бархатисто-зеленым лужайкам вниз к нашему причалу на Потомаке, чтобы принять дорогих гостей, приплывших на лодке из Вашингтона или с близлежащих плантаций. И мы повели бы их в наш белый дом и великолепно пообедали вместе с ними. На моем столе работы Чиппендейла^[125], на хрупком восточноиндийском фарфоре я велела бы сервировать изысканнейшие блюда, приготовленные в ближайшей поварне: цыпленка и виргинскую ветчину, раков и клубничное мороженое. Потом мы музицировали бы и в библиотеке читали вслух Шекспира — один из томов его сочинений в кожаном переплете. И во всех покоях трещали бы, пылая в каминах, дрова, а свет их отражался в хрустальных канделябрах на стенах. Все одиннадцать детей явились бы поздороваться с гостями, и мы все вышли бы в сад, пока спускались сумерки, а издалека, из хижин рабов, доносились бы приглушенные негритянские голоса, певшие о Боге, о Его Небесах и о том, как чудесно жить... и как трудно!

Поскольку я была бы южанкой, я никогда бы не задумывалась, что наше благосостояние зиждется на рабстве других людей. Но, во всяком случае, мои рабы были бы счастливыми рабами! О, я была бы для них матерью, а вся наша плантация составляла бы целую маленькую колонию. Мы выращивали бы табак, и кукурузу, и пшеницу... А годы бы шли... Я становилась бы все мудрее и мудрее и как раз перед Гражданской войной сошла бы в могилу, удовлетворенная сознанием того, что способствовала созданию прекраснейшей культуры, которая когда-либо процветала в Америке.