Читать «2 000 000 километров до любви. Одиссея грешника» онлайн - страница 8

В юности с моей психикой стало происходить неладное. Я был хитер и изворотлив, но убежать от собственных демонов, порождавших внутреннее разложение и деградацию, все же не мог.

Для начала надо пояснить, что, несмотря на хулиганское поведение, временами я вполне в состоянии был неплохо учиться и, благодаря целеустремленности и сообразительности, в старших классах сумел попасть в хорошую школу. При этом с первого дня я беззастенчиво хамил учителям, нарушал правила, вел себя вызывающе. Одним из первых в классе отрастил длинные волосы и увлекся граффити, малюя краской на стенах разные слоганы. В конце первого семестра у меня накопилось семьдесят шесть замечаний и предупреждений от администрации. Я был на грани исключения. В те дни мне отчаянно требовалось внимание взрослых, и было все равно, какими средствами, хорошими или дурными, добиваться этой цели.

Клаус всегда был белой вороной, виновным в любом несчастье. Случалось, что меня обвиняли огульно, и это особенно выводило меня из себя. Во мне жило в зачатке чувство собственного достоинства, но окружающие не давали ему взрасти и окрепнуть, потому что всегда получалось так — что бы я ни делал, я все равно виноват. Я ощущал себя загнанным в угол.

Вскоре все жители нашего городка пришли к убеждению, что Клаус — корень всякого зла, которое происходит вокруг. Репутация моя была настолько ужасной, что при всяком неприятном происшествии полиция хватала меня (иногда прямо с урока) и тащила в участок на допрос. Меня часто арестовывали и регулярно назначали небольшие сроки тюремного заключения. Помню, как-то раз я провел в полиции несколько дней и там познакомился с молодыми китайцами. Они были маоистами. Мне так хотелось присоединиться к кому-то, быть частью чего-то большего, какого-то другого мира, в котором действуют иные представления о правде и лжи, что я горячо принял их убеждения и несколько лет поддерживал с ними связь. И даже писал статьи в их ежемесячную газету China in Pictures («Иллюстрированный Китай»).

Мое поведение становилось все более асоциальным, и параллельно с этим ухудшалось психологическое состояние моей матери. Странным образом в ней сочетались склонность к разного рода оккультным практикам и ревностная преданность католичеству. Она все время пыталась наладить контакт с потусторонним миром — при этом почти каждый день ходила к мессе и часто плакала в церкви. Только сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, как тяжело ей было тогда.

Эмоционально мы были бесконечно далеки друг от друга, мы достигли некой точки невозврата — пребывание рядом друг с другом было для нас невыносимым. И тут мать решила предпринять последнюю отчаянную попытку повлиять на меня. Она потащила меня в церковь и, опустившись рядом со мной на колени, громко заохала. Молитва ее была такой:

— Господи, я больше не могу этого выдержать. Не могу жить с этим гадким мальчишкой. Пожалуйста, забери его у меня!

Затем она повернулась ко мне и сказала:

— Клаус, хочу, чтобы ты знал: с этого момента ты мне больше не сын, а я тебе не мать. Мое терпение иссякло!