Читать «Возникновение и развитие научного факта - 1» онлайн - страница 168

158

В силу одних только социологических фактов (лат.). — Прим. перев.

159

Легкая победа (англ.). — Прим. перев.

160

Скандальное разоблачение (франц.). — Прим. перев.

161

Социологи хорошо знают эффект от социальной коммуникации мыслительных структур. Г. Зиммель, например, в своей «Социологии» обсуждает проблему социальной дифференциации (Simmel G. Soziologie: Untersuchungen tiber die Formen der Vergesellschaftung. Münich, Leipzig. 1908, особенно во 2-й главе). Хорошо известная книга Лебона (le Bon G. La psychologie des foules. Paris, 1895) почти исключительна посвящена проблемам случайно возникшей толпы, находящейся в возбужденном, аффективном состоянии. Лебон, по-видимому, далеко уходит в сторону от обсуждения проблем психологии сообществ, подчиняющихся определенной дисциплине, работающих в обычном режиме, сообществ, которые могут и не локализоваться в каком-то определенном месте. В его книге/наряду с другими ситуациями, описывается случай массовой суггестии, когда целая команда корабля, разыскивавшего терпящую бедствие лодку, вдруг увидела эту лодку и ее пассажиров, услыхала крики и увидела сигналы. Лишь в последний момент приближения к «лодке» рухнула коллективная галлюцинация: это было плывущее по волнам дерево с ветвями и листьями. Этот случай мог бы послужить парадигмой многих открытий; определенный настрой — видение гештальта, внезапное изменение настроя — совершенно иное восприятие. Внезапно становится непонятным, как вообще был возможен предшествующий гештальт и как то, что ему противоречило, могло оставаться незамеченным. Точно так же бывает в научном открытии, хотя здесь горячка и нервное возбуждение уступают место постепенности и непрерывности. В рамках определенной дисциплины возникший усилиями многих поколений стабильный настрой определенного коллектива создает «истинную картину» точно так же, как настрой, возникающий в горячечной спешке, создает галлюцинацию. В обоих примерах изменение настроя и изменение картины протекают параллельно. Поскольку Лебон ограничивается рассмотрением случайной возбужденной толпы, он в каждом процессе социализации видит только деградацию психических характеристик. Макдоугал пытался спасти бесспорные позитивные качества социализации, приписывая организации силу, «наделяющую массы атрибутами индивида» (McDougall W. The Group Mind: A Sketch of the Principles of Collective Psychology, with some Attempt to Apply Them to the Interpretation of National Life and Character. Cambridge, 1920). Фрейд пытается разложить коллективность действия и чувствования на индивидуально-психологические элементы, допуская, что все индивиды в толпе тождественны, а также что лидер является общим идеалом «Я» [Freud S. Massenpsychologie und Ich-Analyse. Leipzig. 1921; (русс, перев.: Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого «Я» // Фрейд 3. «Я» и «Оно». Труды разных лет. Книга I. Тбилиси, 1991, сс. 71—138)]. Оба эти автора, оставаясь на своих позициях, не могут объяснить специфические, неаддитивные элементы психологии толпы. Против самого понятия психики толпы резко выступает Ганс Кельзен: «Поскольку психическое имеет место только в индивиде, иначе говоря в психике отдельных людей, постольку все сверхиндивидуальное, потустороннее по отношению к психике индивида должно иметь метафизический характер… Мы могли бы допустить, что за индивидуальной психикой существует также и коллективная психика, заполняющая пространство между индивидами и охватывающая всех индивидов. Но если мыслить логически, а также учитывать, что никакие эксперименты не обнаруживают какого бы то ни было существования души вне тела, «это понятие должно вести к допущению некоего коллективного тела, отличного от индивидуального тела, в которое должна быть помещена некая коллективная душа…» (Kelsen Н. Der Begriff des Staates und die Socialpsychologie // Imago, 1922, Bd. 8, S. 97 и далее, S. 125). «С точки зрения критики познания этот мифический метод выглядит… как-то, что следует преодолеть, поскольку в нем наличествует неверная тенденция к интерпретации отношений, определяемых мышлением, как вещей, как конкретных объектов, функций — как субстанций». 138). Все это, вероятно, значительно преувеличено в полемике. Кто всерьез станет говорить о психике, заполняющей пространство? Кроме того, гипостазирование или реификация социума, которого опасается Кельзен (S. 139), не представляет опасности хотя бы потому, что субстанция сама может переинтерпретироваться как функция. В современной науке нет понятия субстанции в том смысле, как это понятие употреблялось еще лет пятьдесят назад. От того понятия осталось немногим больше, чем некоторое мыслимое свойство, почти заблуждение, которое можно было бы объяснить в терминах психологии и истории мышления. Как возникает понятие структуры [Gebilde] «тела» как особой, непосредственно воспринимаемой формы? Не подлежит никакому сомнению, что в повседневной жизни (используя всего лишь несколько чувств: осязания, зрения, боли, мускульной силы) мы без труда, т. е. не затрачивая усилий на выведение заключений и заключение соглашений, воспринимаем «тела». Лишь в анализе эти «тела» предстают перед нами разложенными на свои функции.