Читать «10 жизней Василия Яна» онлайн - страница 127

Иван Валерьевич Просветов

Какие неведомые силы испытывали Яна на прочность, надрывая нити жизни близких ему людей? Женя, работавшая в Москве во Всесоюзном радиокомитете, в августе отбила телеграмму: «Игорь ранен на Сталинградском фронте». Красноармеец-пулеметчик Игорь Можаровский – любимый внук («надеюсь видеть тебя всегда смелым спартаковцем») – умер от ран в госпитале. «Видел во сне Гогу. Это его тень прилетела ко мне, – писал Василий Григорьевич дочери в марте 1943 года. – Теперь у меня маленький круг моих родных, и он состоит только из трех лиц – ты, Миша и я. А затем следуют милые дорогие тени: отец, мама, Мака, Моро, Сигма, Митя (?), маленький Мишенька, Гога…» [15]. Рядом с именем брата Ян поставил вопросительный знак, все еще надеясь, что Митя жив. На запрос, который он отправил в НКВД как лауреат Сталинской премии, еще не пришел ответ.

Тяжело было знать о судьбе Николаши. «Нина Викторовна была у Николая Ивановича и говорит, что он похож на тень, – сообщала Женя в декабре 1942 года. – Тень, в которой нет и следа бывшего Николая: человек без плеч, со спичками вместо пальцев, седой и трясущийся» [16]. Можаровский отбывал срок в Саратовлаге. «Мне срочно нужна ваша помощь. Я нахожусь в лазарете, – писал он Яну в сентябре 1942 года (строчки, нацарапанные дрожащей рукой на обрывке серой оберточной бумаги). – Вы ведь, получивши Сталинскую премию, можете все сделать и помочь мне как никто материально. Я болен, я разбит, я голодаю. Если вы помните все то, что я сделал вам, то немедленно приедете, привезете теплые вещи, продукты, белье, табак. Умоляю, приезжайте» [17]. У Яна щемило сердце, когда он выстукивал на машинке ответ, понимая, что слова – это слишком мало и, кажется, слишком поздно: «Милый Николаша, прошу меня простить, я давно не писал вам, хотя постоянно думал о вас, очень сочувствовал и жалел. Но я был очень болен и только теперь прихожу в себя. Послал я вам несколько писем. Огорчен, что вы получили только одно… Писал докторше в Саратов, получил от нее обратно 300 р., которые ей перевел. „Я нахожусь далеко, – пишет она, – и лишена возможности что-либо реально сделать“… Крепитесь, скоро для вас придет перемена положения, мы встретимся и будем жить вместе, работать над любимыми вами литературными сюжетами, – тело может ослабеть, но духовная, умственная, творческая сила одновременно может расти. Я это наблюдаю на себе… Обещаю летом отправиться в Саратов и там прожить некоторое время, видаясь с вами и выясняя все необходимое для того, чтобы вы получили законное освобождение…» (Ташкент, 3 апреля 1943 года) [18].

Боль и надежду Ян доверял бумаге, разговаривая с ее помощью с самими близкими. «Я твердо верю в вечность человеческой мысли, нашего «я», – писал он в марте 1943 года сыну, служившему в штабе тыла ВВС Закавказского фронта. – В то, что мы снова вернемся на эту планету или встретимся с друзьями и любимыми (Макой, Сигмой, дядей Митей и другими) в каком-нибудь другом пункте вселенной». А когда закончится война (немцы разгромлены под Сталинградом, прорвана блокада Ленинграда, армии Западного фронта пошли в наступление и окончательно обезопасили Москву) – «я стану старым дервишем Хаджи Рахимом и пойду последние годы моей жизни скитаться по беспредельной равнине прекрасной вселенной» [19]. Ян очень переживал за сына – разворачивалась битва за Кавказ: «Ты пишешь, что рвешься на фронт. Это прекрасно… Но вспомни восточную пословицу: «Иди туда, куда тебя зовут». Осень 1943-го, зима-весна 1944 года – освобождение Украины. Старший лейтенант Янчевецкий добивается перевода в действующую армию, на 1-й Украинский фронт. «Твоя телеграмма о переводе ближе к фронту меня и обрадовала, и встревожила… Какой же отец не будет полон тревоги, зная, что отныне крыло войны уже веет над тобою…» [20].