Читать «...и чуть впереди» онлайн - страница 30

«Ни черта я не смогу для них сделать», — вдруг очень жестко и отчетливо подумала Маша.

…К троим родители не приехали. Женька Лобанов даже не подходил к воротам.

— Женя, твоих еще нет?

— Папе разрешили завтра. У него операция.

— А мама?

— У меня нет мамы.

Вот ляпнула. Женька отошел, уныло насвистывая.

Андрюшка и Ленька висели на заборе. Маша знала, что у одного есть какая-то тетка, а у другого — какая-то сестра. Было похоже, что они не приедут. А мальчишки всё висели на заборе и ждали.

Как ни странно, Маша тоже ждала родителей. Правда, она сама запретила им приезжать, а теперь вдруг пожалела об этом. Детям было не до нее, а это ужасно, когда вдруг ты оказываешься никому не нужна.

Хорошо, что скоро всех пригласили в клуб на концерт.

Концерт как концерт, точно такие же концерты бывали в пионерских лагерях, когда Маша сама еще была пионеркой. Пирамиды, акробатические этюды; басни, которые один читает, а другой, спрятавшись за его спиной, сопровождает жестами; пионерские песни.

То, что было представлено зрителям под громким названием «Пьеса «Кармен»», привело всех в неописуемый восторг.

Мама Верки Сучковой от смеху даже сползла со стула.

Андрюшка, Ленька и Купчинкин проплясали свой «Светит месяц». В ударе был только Купчинкин, изображающий «Акулину молодую», которая «любит русского плясать». Андрюшка и Ленька были не в духе — им было не для кого плясать.

Потом Витька Шорохов спел про «нелепое сокровище, ласкающийся еж». Ему устроили овацию, и пришлось петь еще. Он не нашел ничего другого, как исполнить «Королеву красоты». На сцене он держался на уровне мирового эстрадного стандарта.

(Маша тотчас представила, о чем будет идти речь на следующем педсовете, и заранее покрылась холодным потом.)

Когда ведущий, мальчик из первого отряда, заикнулся было, что концерт окончен, на сцену бочком вылез Андрюшка Новиков.

— Только всё родителям да родителям, — пробурчал он. — Наш отряд сейчас исполнит песню для Марии Игоревны…

Со всего зала на сцену поспешно запрыгали белые рубашки и алые галстуки. Выстроились мгновенно (репетировали, что ли?), смотрели серьезно и торжественно. Даже Витька Шорохов не паясничал, начал запев спокойно и отчетливо:

В запыленной рамке из багета Над моей кроватью на стене Часто улыбается с портрета Большеглазый русый парень мне.

Хор подхватил:

Мой старый, мой старший,

Мой славный вожатый, Горячее сердце в груди, Тебя не забыли твои пацанята, Как прежде, ты рядом И чуть впереди…

На Машу оборачивались. Вначале те, кто ее уже знал, потом и другие.

Она чувствовала, как на ее лице стынет улыбка, что сейчас она не выдержит, сорвется и заплачет.

Это была песня про вожатого, который погиб, потому что «не щадит война людей хороших». И Маша почему-то представила, что это она погибла на войне, что вот ее уже нет, а ребята помнят про нее.