Читать «...и чуть впереди» онлайн - страница 17
Алла Вениаминовна Драбкина
Даже ребята заметили ее тревогу, хоть и не знали причин. Андрюша Новиков подумал, что она просто боится растерять ребят в лесу, поэтому взял на себя обязанность всех окликать и пересчитывать.
Маше оставалось только сидеть на полянке с девочками и плести венки. Девочки тарахтели.
— В эту смену Лобан какой-то тихий…
— Ага, все молчит…
— Чокнулся.
— А что, моя мама говорит, что у него отец тоже чокнутый…
— А мой папа говорит, что он самый лучший хирург.
— Мария Игоревна, скажите, пожалуйста, а может девочка первой объясниться мальчику в любви?
Маша слышала и не слышала, что они говорят, потому что думала о том, что боится, как бы этот самый Лобан не отмочил какой-нибудь штуки. Ведь не случайно же он пошел со всеми, ведь должен же он помнить тот их разговор, когда она назвала его низкорослым замухрышкой, а если судить по его лицу, так он должен мстить.
Только почему тогда он так носился со своей царапиной, почему с таким явным удовольствием заставлял ее бинтовать совершенно здоровый палец? Ничего не понятно.
Но хотелось надеяться на лучшее.
И действительно, Женька оказался великодушным. Он никуда не сбежал, не спрятался и даже лениво дал тумака Купчинкину, который, как всегда, потерялся и нашелся только в самую последнюю минуту.
Примирение между Машей и Женькой произошло тихо, незаметно, без единой жертвы с обеих сторон.
А начальница все-таки порядком надоела.
— Мария Игоревна, в ваш выходной я направила в третий отряд Лидию Яковлевну, и она вернулась в слезах. Извините, но ее назвали крысой Шушарой. А все потому, что она отказалась рассказывать им на ночь какие-то сказки. Сколько раз я говорила — никаких сказок на ночь. У вас теперь не отряд, а дикая дивизия. Я запрещаю сказки.
Отбой — спать.
— Тем хуже для Лидии Яковлевны, — сказала Нора Семеновна, — Что это за педагог, который ничего не может детям рассказать?
— Как, Нора Семеновна, вы тоже рассказываете?
— Да. А что?
— Извините, тогда говорить не о чем.
— Я тоже считаю, что говорить не о чем, — улыбнулась Нора Семеновна.
— А лгать он не любил потому, что это рабство. Мелочное, низкое рабство. Подумаешь, признаться, что выдергал из хвоста чужого петуха перья! Через месяц этот грех покажется совсем мизерным, а вот вранье — это всегда страшно, это всегда рабство. Соврешь — потом дрожи.
— Подумаешь, такие мелочи в то время, — говорит Сережа Муромцев. — Мы бы тоже в то время…
— Конечно, в то время и я бы… — вставляет Купчинкин.
— Ты — нет! — обрывает Маша.
— Почему это?
— Потому что ты, в сущности, почти неграмотный!
— При чем тут грамота? Подумаешь, воевать можно без всякой грамотности.
— Теперь-то? И где бы ты воевал? В каких частях?
— Он бы в артиллерии расчеты делал! — хохотал Женька Лобанов. — Деньги считать умеет, если не больше рубля, с него и хватит…
— Я бы… в матросы пошел!
— В матросы? А по географии у тебя что?
— Четверка! — Купчинкин покраснел.
— Купчинкин раб. Купчинкин раб! — закричал азартно Ленька Иванов. — Соврал! Сам хвастался, что у тебя в табеле ни одной четверки!