Читать «Двадцать седьмая...» онлайн - страница 10

— "Да, преступник я, и судите таким судом, какой заслужил"! — так нет, защитников изворотливых найдёт, никаких денег не пожалеет, отвертится от "воздаяния за грех"! И рыло на судилище у педераста будет не "покаянное", но наглое:

— "Обойдётся! Мине усё можнА"! — "псалмы Давида" не очищали сознание от "греховных" мыслей в сторону "соотечественника".

4.

Ночь прошла на удивление легко и быстро. Удивился:

— "Будто и не читал…" — с первыми лучами солнца закрыл убитому лицо:

— Что дальше делать? — хотел ответить "ничего не нужно делать, всё уже сделано", но не решился. Не знали люди тонкостей церковного обряда погребения:

— Сходите в церковь и возьмите "земли". Обычный пакетик песка. Спросил:

— Когда будут выносить? — назвали время: "во второй половине дня"

— Приду. Сделаю что нужно — а какая особенная работа предстояла? Крестообразно насыпать "освящённый" песок и прочитать молитву на старославянском? Молитва "отпустительной" называется. Церковь говорит:

— Если не прочитать над умершим "отпустительную молитву, то его душа не найдёт покоя и вечно будет торчать на земле! — интересно, а души миллионы убитых в войну солдат получали "отпустительные" молитвы? "Нет", и, стало быть, их души до сего времени, а прошло более шести десятков лет, скитаются в нашем мире? Перспектива, однако!

Время не остановить, движется оно. Когда читал чужие песнопения над убитым парнем, первая греховная мысль появилась: "что дальше будет? По какому "сценарию" всё это пойдёт? Интересно"!

На поминальном обеде, как большого "мастера по отпеваниям", усаживали в центре стола:

— Простите, на уголке посижу — о пище думать не хотелось, "кусок в горло не лез": убитый не уходил из сознания. Или устал от бессонной ночи? Сколько бессонных ночей было в прошлом? Много! — и ничего, "держал удар", проходили ночи без следа, а тут… Есть, есть что-то такое в мёртвых, основное и главное, большее и куда важнее, чем "псалмы Давида"!

— Как далее карьера чтеца сложилась?

— Никак… Слава пошла: "хорошо читает и мало берёт", но с такого "почёта" коробить стало.

Многое заметил за короткое время "чтения напутствий": покойники смирные, отсуетились в этом мире, и никто, как в повести Николая Васильевича, в гробах по квартирам не летает, но читка над каждым — своя, особая.

Одна старуха была такая мерзкая, что не успел прочесть и двух глав из Псалтири, как язык с чего-то распух, сделался сухим и не хотел шевелиться. Немедля удивился: "такого никогда не было", и следом страшно, до мата, но без воспроизведения, только мыслями разозлился: "видно ты, старая сука, приличной тварью при жизни была и не одному доброму человеку жизнь отравила! Ошиблась, отрава, не на того напала! Чего стараешься? Хочешь опозорить мои способности чтеца Псалтири!? Не получится, не пытайся запугать, старая портянка, не перевирай древние слова! Благодари судьбу, старая падаль, что кофе в термосе без коньяка, а то бы показал "где раки зимуют" — врал: ничего не мог "показать", не знал способов борьбы со злобными душами! Что за мода: и "оттуда" пытается пакостить! Когда угомонишься? Видно, никакие молитвы и псалмы тебя не исправят и хорошей не сделают, всё, аут! У тебя и в гробу рыло злое на весь мир!