Читать «Стихотворения (1923)» онлайн - страница 4

А только сбоку

на узеньком клочочке

коротенькие строчки растянулись глистом.

А остальное —

одни запятые да точки.

Хороший язык взял да и искрошил,

зря только на обучение тратились гроши.

В редакции

поэтов банда такая,

что у редактора хронический разлив жёлчи.

Банду локтями,

дверями толкают,

курьер орет: «Набилось сволочи!»

Не от мира сего —

стоят молча.

Поэту в редкость удачи лучи.

Разве что редактор заталмудится слишком,

и врасплох удастся ему всучить

какую-нибудь

позапрошлогоднюю

залежавшуюся «веснишку».

И, наконец,

выпускающий,

над чушью фыркая,

режет набранное мелким петитиком

и затыкает стихами дырку за дыркой,

на горе родителям и на радость критикам.

И лезут за прибавками наборщик и наборщица.

Оно понятно —

набирают и морщатся.

У меня решение одно отлежалось:

помочь людям.

А то жалость!

(Особенно предложение пригодилось к весне б,

когда стихом зачитывается весь нэп.)

Я не против такой поэзии.

Отнюдь.

Весною тянет на меланхолическую нудь.

Но долой рукоделие!

Что может быть старей

кустарей?!

Как мастер этого дела

(ко мне не прице́питесь)

сообщу вам об универсальном рецепте-с.

(Новость та,

что моими мерами

поэты заменяются редакционными курьерами.)

РЕЦЕПТ

(Правила простые совсем:

всего — семь.)

1. Берутся классики,

    свертываются в трубку

    и пропускаются через мясорубку.

2. Что получится, то

    откидывают на решето.

3. Откинутое выставляется на вольный дух.

    (Смотри, чтоб на «образы» не насело мух!)

4. Просушиваемое перетряхивается еле

    (чтоб мягкие знаки чересчур не затвердели).

5. Сушится (чтоб не успело переве́чниться)

    и сыпется в машину:

    обыкновенная перечница.

6. Затем

    раскладывается под машиной

    липкая бумага

    (для ловли мушиной).

7. Теперь просто:

    верти ручку,

    да смотри, чтоб рифмы не сбились в кучку!

    (Чтоб «кровь» к «любовь»,

    «тень» ко «дню»,

    чтоб шли аккуратненько

    одна через одну.)

Полученное вынь и…

готово к употреблению:

к чтению,

к декламированию,

к пению.

А чтоб поэтов от безработной меланхолии вылечить,

чтоб их не тянуло портить бумажки,

отобрать их от добрейшего Анатолия Васильича

и передать

товарищу Семашке.

НА ЗЕМЛЕ МИР.

ВО ЧЕЛОВЕЦЕХ БЛАГОВОЛЕНИЕ

Радостный крик греми —

это не краса ли?!

Наконец

наступил мир,

подписанный в Версале.

Лишь взглянем в газету мы —

мир!

Некуда деться!

На земле мир.

Благоволение во человецех.

Только (хотя и нехотя)

заметим:

у греков негоже.

Грек норовит заехать

товарищу турку по роже.

Да еще

Пуанкаре

немного

немцев желает высечь.

Закинул в Рур ногу

солдат 200 тысяч!

Еще, пожалуй,

в Ме́меле

Литвы поведенье игриво —

кого-то

за какие-то земли

дуют в хвост и в гриву.

Не приходите в отчаяние

(пятно в солнечном глянце):

англичане

норовят укокошить ирландца.

В остальном —

сияет солнце,

мир без края,

без берега.

Вот разве что

японцы

лезут с ножом на Америку.

Зато

в остальных местах —

особенно у северного полюса, —

мир,

пение птах.

Любой без отказу пользуйся.

Старики!

Взрослые!

Дети!

Падайте перед Пуанкарою:

— Спасибо, отец благодетель!..

Когда

за «миры» за эти

тебя, наконец, накроют?

О «ФИАСКАХ», «АПОГЕЯХ» И ДРУГИХ НЕВЕДОМЫХ ВЕЩАХ

На съезде печати

у товарища Калинина

великолепнейшая мысль в речь вклинена: