Читать «Кузница №1» онлайн - страница 5
Николай Гаврилович Полетаев
Кувалдой золотой!
Чтоб творчеством одетый
Горел в глазах огонь,
Коловоротом света
Сверли людскую сонь!
Пролей лучей Ниагары
Солнце, на фронт Труда!
Ждет твоего удара
Живых сердец руда.
МАРСЕЛЬ
Морской ветер, с крепким запахом водорослей и тубероз, порывами налетал на Марсель. Он то хоронился где-то в морских пучинах, то внезапно и с разбегу бросался с необ'ятных водных полей на город, ощупывая тысячами влажных пальцев здания и людей, как-бы выбирая жертву; а по бесчисленным фонарям города пробегала нервная дрожь. Вот он обнял хрупкую фигурку девушки, прошептал что-то необычное, но невнятное в ее юбках, растрепал озорными пальцами пряди светлых неюжных волос под убогой исколотой шляпкой, и втолкнул ее в дверь.
Она вошла в Кафе Безумных Матросов, на улице Королевского Льва.
Пряный и терпкий запах абсента, ликеров и вин, гудение голосов, руготня матросов, шипение огромного никелированного кофейника, похожего на вертикальный цилиндр машины, дым от трубок с крепким алжирским табаком, примагниченный к потолку, все это остро и зло плеснуло в вошедшую девушку, минуту тому назад трепыхавшуюся птичкой в седых лапах морского осеннего ветра и искавшую уюта от него.
Не успела она присесть к мраморному столику с синими жилками, как над ней согнулась, на подобие якорного рога, высокая фигура матроса, с широкими раструбами штанов. Он стиснул ее пальцы рукою сучкастой и крепкой, как узел морских цепей.
— Думал, не придешь, Марсель, вон какой веселый зюд-вест разыгрался, — дружески сказал он.
— Если-бы он превратился в безумный самум Сахары, я и то была бы здесь, — возразила она коротко, но восторженно.
Она нервно достала пачку газет из-под кофточки на груди и передала ему.
Он развернул «Французского Коммуниста» и жадно, как голодный в хлеб, вонзился в строчки глазами, из'еденными солеными брызгами океанских ветров.
Марсель впитывала окружающее глазами, похожими на две большие капли морской воды, спокойными и созерцательными, как будто в них скрывалась вся таинственная глубина моря и вся величавость его.
Гудело продымленное кафе. Голоса мужские и женские, грубые и высокие переплетались и кружились, как неумолкающий гомон птиц и зверей в тропическом лесу. И было странно видеть здесь, что этот матрос, такой же грубый и бранный, как и все другие матросы любой страны, так жадно глотает букву за буквой, небольшой и плохо отпечатанной газетки, чудесное и необычное откровение, несущее счастье всему человечеству.
Еще полгода тому назад он безумно и упоительно кружился здесь в пьяном вихре, где тела других матросов переплетались, качались на дымных нитях пряного тумана, как в морской зыби, слюняво, извергая неумолкающую брань самую отборную и бесстыдную, которая когда-либо слетала с языка. Они лезли гурьбой наверх по скрипучей лестнице, хрупко прогибающиеся ступени которой плакали и стонали под их шагами. Полдюжины продажных женщин переходили из об'ятья в об'ятие, выскальзывали из рук, как большие розовые рыбы.