Читать «Эпоха нерешительности» онлайн - страница 4

Фредерик Пол

Но он помнил, что целовал девушку и неустойчивый афродиазивный аромат, вырвавшийся из ее инджойера, наполнил его странной смесью чувств страсти и страха. Но дальше... он не помнил, как вернулся в комнату и лег спать.

Проснулся он утром - жизнерадостный, отдохнувший, полный сил, но... в одиночестве.

Глава 2

Форрестер проснулся в овальной, упругой и уютно-теплой кровати, которая разбудила его успокаивающе-веселым урчащим звуком. Стоило ему зашевелиться, и звук прекратился, а поверхность под ним принялась легко массировать его мышцы. Зажегся свет. Вдали тихо заиграла прекрасная музыка, напоминавшая цыганское трио. Форрестер потянулся, зевнул, изучил языком зубы и сел.

- Доброе утро, человек Форрестер, - сказала кровать. - Время восемь пятьдесят. У вас назначена встреча на девять семьдесят пять. Уже можно передать информацию о звонивших?

- Позже, - не задумываясь ответил Форрестер. Хара предупредил его о говорящей кровати, и Форрестер не испугался; он как-то сразу осознал, что это не опасность, а очередное преимущество, составная часть комфорта нового приветливого мира.

Форрестер, сгоревший заживо в тридцать семь во время пожара, по-прежнему считал, что не состарился даже на год.

Он прикурил сигарету, тщательно, как решил с вечера, проанализировал ситуацию и заключил, что впервые в истории мира тридцатисемилетний человек находится в столь удивительном положении. Он - участник "чуда". Жизнь. Здоровье. Круг замечательных знакомых. И четверть миллиона долларов.

Разумеется, он не был уникален, как сам себя воспринимал. Но только полностью восприняв факт своей смерти и воскрешения, не думая о миллионах и миллионах ему подобных, он мог чувствовать свою уникальность. И чувство сие было прекрасным.

- Только что получено новое сообщение, человек Форрестер, - сказала кровать.

- Притормози его, - посоветовал Форрестер. - Сначала я выпью чашку кофе.

- Вы хотите получить чашку кофе, человек Форрестер?

- Ты знаешь, что ты - зануда? Я сам скажу, чего я хочу, когда действительно захочу. Понятно?

Чего Форрестер хотел по-настоящему и в чем он не признался даже самому себе, - желание растянуть удивительный момент сладостной отстраненности. Это было сродни освобождению и напоминало его первую неделю службы в армии, когда он осознал, что есть два пути отбарабанить срок: легкий и тяжелый. Легкий путь вычеркивал принятие собственных решений, и личная инициатива пресекалась. Ты подчиняешься приказам, а само пребывание в армии сопоставимо с продолжительным отпуском в плохо оборудованном лагере для взрослых.

Здесь обстановка была роскошной. Но принцип поведения оставался армейским. Форрестеру нет нужды нагружать себя обязательствами. У него просто нет никаких обязательств. Он не должен тревожиться о том, чтобы дети не проспали школу, ведь у него не было больше детей. Он не должен больше ломать голову над тем, чтобы у жены было достаточно денег на ежедневные расходы, ведь у него не было больше жены. И, имей он желание, можно снова лечь, натянуть одеяло на голову и заснуть. Никто не остановит его; и никто не обидится. Если надумает, то он может напиться, может подольститься к девушке, может сесть и написать стихотворение. Все его долги уплачены или забыты за прошедшие столетия. Все его обещания исполнены, а неисполненные лежат вне пределов вероятного исполнения. Ложь, сказанная им Дороти об уик-энде 1962 года, далее не должна беспокоить его. Даже если правда и откроется, то она всем будет безразлична, но и сам факт того, что правду узнают, был невероятен.