Читать «Полное собрание сочинений. Том 64» онлайн - страница 6

1

Перелом в мировоззрении Толстого, его переход на позиции патриархального крестьянства имел глубоко социальный характер: он был своеобразным идеологическим отражением острой ломки «всех «старых устоев» деревенской России»².

Наблюдая жизнь господствующих классов и простого народа, Толстой все глубже познавал несправедливость существующего строя, обрекавшего трудящихся на нищету, голод, вымирание. В своих произведениях он с гневной критикой обрушился на экономические и политические порядки помещичье-капиталистической России.

Социально-обличительная направленность характеризует такие произведения восьмидесятых годов, как драма «Власть тьмы» (1886), комедия «Плоды просвещения» (1889) и начатый в 1889 году крупнейший социальный роман XIX века — «Воскресение» (закончен в 1899 году). В повестях «Смерть Ивана Ильича» (1884—1886) и «Холстомер» (1885) Толстой разоблачил лживую мораль дворянско-чиновничьего общества, в котором все отношения между людьми построены на холодном эгоистическом расчете, выгоде, корысти, угнетении человека человеком. В «Крейцеровой сонате» (1887—1889), в «Дьяволе» (1889—1890) он показал распад буржуазной семьи, паразитизм дворянского сословия.

В восьмидесятые и последующие годы Толстой критикует помещичье-капиталистический строй с «такой силой чувства, такой страстностью, убедительностью, свежестью, искренностью, бесстрашием в стремлении «дойти до корня», найти настоящую причину бедствий масс, что эта критика действительно отражает перелом во взглядах миллионов крестьян, которые только что вышли на свободу из крепостного права и увидели, что эта свобода означает новые ужасы разорения, голодной смерти, бездомной жизни среди городских «хитровцев» и т. д.»³.

Правительство отвечало на критику Толстого цензурными расправами над его произведениями. В 1886 г. Толстой писал Т. М. Бондареву: «Пока я... по шерсти гладил — все мои книжки хвалили и печатали, и царь читал, и хвалил; но как только я захотел... показывать людям, что они живут не по закону, так все на меня опрокинулись. Книжки мои не пропускают и жгут, и правительство считает меня врагом своим»⁴. Однако ни цензурные запреты, ни разнузданная травля реакционной печати не смогли заглушить гневный голос Толстого-обличителя.