Читать «Книга былей и небылиц про медведей и медведиц» онлайн - страница 36

После этой прощальной церемонии Тойчум повелительно крикнул:

- Хоп! Хоп!

Упряжка дружно, шаг в шаг, выбежала со двора, спустилась под гору на Енисей и повернула круто к северу, в сторону Ледовитого океана. Енисей был у ездовых собак главной трудовой дорогой, зимой они бороздили его нартами, летом волочили по нему лодки, идя наподобие бурлаков по береговой кромке. На собаках развозили по станкам, как называли побережные поселки, разные городские товары, а в город привозили рыбу, пушнину, оленье мясо. Собаки изведали тут все "прелести" капризной северной погоды: и сорокаградусные морозы, и сорокаметровые ураганные ветры, и непроглядные, черные пурги и такие же непроглядные туманы, и ослепляющее сверкание снегов в солнечные дни, и сказочно многоцветное сияние небес в полярные ночи.

На этот раз погода стояла теплая, мартовская, с пушистым реденьким снежком. Он слегка присыпал затверделый прежний снег. Ступать на него было мягко, приятно. Собаки бежали охотно, с откровенным ликованием.

Но Тойчум надоедливо погонял их. Он боялся, что затишье не продержится долго, дунет пурга. И тогда... Случалось, что мартовские пурги останавливали всякое передвижение на неделю, даже на две, на три. И тогда он не успеет вывезти больного.

Показался первый станок - два темных домика на белом-белом снегу. Вожак по привычке потянул туда, там всегда обязательно останавливались, а Тойчум сильно дернул его в другую сторону. И они проехали мимо станка.

Также миновали второй, третий, остановились только на четвертом, уже поздно ночью, сделав без отдыха и кормежки больше полусотни верст.

И тут, на четвертом станке, отдыхали меньше, чем обычно. Дальше снова бежали много верст с коротенькими передышками. Через двое суток прискакали на зимовку Камень. Вся упряжка тотчас повалилась на снег и дружно уснула. Никто из нее не почуял ни ухом, ни глазом, как суетились зимовщики, снаряжая больного в дорогу, как укладывали его в нарту, как наставляли Тойчума.

А потом громкое, повелительное: "Хоп! Хоп!" Дальше короткая, торопливая еда. И снова долгий, тяжелый бег под нетерпеливые охрипшие выкрики: "Хоп-хоп!"

Погода испортилась, подул встречный морозный ветер, полетела ледяная поземка вроде мелко битого секущего стекла. Собаки начали терять прыть. Тойчум встал на лыжи и, привязав к нарте запасную постромку, взялся тянуть вроде собаки.

Ветер усиливался. Иногда налетали такие порывы, что останавливали всю упряжку. Вот одна из собак начала падать. Тойчум скоро убедился, что она уже не способна работать, уже только помеха, и освободил ее от постромок. Собака отползла в сторону и зарылась в снег. Погодя недолго вышли из строя вторая, третья и, наконец, все, кроме вожака. Каждой из отставших Тойчум бросал немножко рыбы и говорил: