Читать «Вальхалла. Повесть о бессмертных» онлайн - страница 2

В городах у детей есть свой мир, где они проводят начало жизни на земле. Это места и уголки, куда не заходят взрослые. Они слишком солидные и большие, они туда просто не влазят. Для них вся эта масса территории как будто и не существует. Это параллельный мир, не нужный взрослым хозяевам городов и потому достающийся детям. Словно обноски.

3. Друг

Его звали Андрей Амсель, и он был спутником моего детства. Вместе мы провели бесконечные часы скитаний по параллельному миру Хорива, играя в тысячу детских игр, воруя всякие мелочи вроде лампочек и пирожков и болтая, болтая, болтая обо всём на свете — о военных кораблях, подшипниках, о жевательной резинке, о смерти. Помню, как мы сидели на бетонном блоке во дворе, и Андрей рассказывал мне, что знает свою судьбу: он умрёт в тридцать четыре года, оставив жену и четверых детей.

— Я умру медленной смертью и буду долго страдать, — сказал он. На тот день ему оставалось двадцать два года жизни.

В то время кругом валялись бетонные блоки. На Буковине росли города, и строительство было весёлым и бурным. Край растущей пятиэтажки примыкал к опушке леса, и прямо перед нами был дремучий малинник. Там бродили медведи. В одно осеннее воскресенье мы с Андреем сидели на нижнем балконе стройки. Андрей крутил в руках ворованную лампочку. Внезапно пластиковое покрытие сдвинулось, и на нас глянула чёрная морда медведя. Миг спустя Андрей шарахнул цоколем лампочки о бетон. Она взорвалась с оглушительным хлопком, осыпав и нас, и зверя кучей мелких осколков. Медведь всхрапнул, отпрыгнул и припустил назад в малинник. Потом я долго трясла головой и с силой выдыхала, отплёвывалась и отряхивала одежду, боясь, как бы осколки лампочки не попали мне в вены и не достигли, крохотные саботажники, с током крови моего сердца.

Парк в нашем дворе был частью древнего леса. Строители расчистили подлесок, и мы играли в квача у подножий высоких клёнов. Кроны деревьев почти смыкались на высоте третьего этажа. Вдоль дорог росли тополя. Они были заметно выше. Вёснами мы собирали их пух, и мне нравилось думать, что это такая шерсть и из неё можно соткать материю и сшить одежду. Я безуспешно попробовала сделать это на уроке труда. Потом, конечно, тополиный пух приходилось выбрасывать, и мне всегда было жаль это делать. Пух в ладони становился очень родным, тёплым, мягким. Не хотелось его бросать.

А ещё я не могла безжалостно обрывать живые зелёные листья, сбивать их с ветвей палкой, как это делал Андрей.