Читать «Украденное лицо, Моя юность прошла в Кабуле» онлайн - страница 55

И тогда наступил черед Джалалабада. В течение лета 1991 года, спустя два года после ухода советских войск, сопротивление пыталось взять город с помощью пакистанской армии. Афганская армия и коммунистическое правительство мобилизовали все силы. Именно тогда доктор Наджибулла произнес свою знаменитую речь на площади Арианы. Правительство должно было не только отразить атаки частей сопротивления, но и - самое главное - не допустить вмешательства Пакистана. Безопасность столицы обеспечивали женщины. Тогда я впервые видела афганок в военной форме. Они были повсюду: на улицах, проспектах и перекрестках, они работали на Кабульском элеваторе, обеспечивая круглосуточную выпечку хлеба. Женщины водили автобусы, работали в администрации, в банках, пели на телевидении. Девушки комсомолки собирали в школах взносы на армию. Даже молодые певцы, подражавшие Мадонне и Майклу Джексону, выступали в войсках. Помню, что многие девушки из моего квартала горевали из-за того, что их возлюбленных забрали на фронт.

Накануне прихода моджахедов, в конце апреля 1992 года, нас пригласили на свадьбу в гостиницу "Кабул", находившуюся в самом центре города, напротив Центрального банка, недалеко от президентского дворца и Министерства финансов. Праздник начался в 4 часа. Девушки и юноши были одеты по-западному, в ожидании религиозной церемонии мы танцевали и обедали. Внезапно в зал вбежал какой-то военный и попросил провести его к отцу жениха. Он рассказал, что моджахеды прорвались в город, и посоветовал немедленно закончить вечер. Большинство женщин были в декольтированных платьях, мужья набрасывали им на плечи свои пиджаки и быстро уводили домой.

Пять минут спустя все было кончено, и старший брат невесты быстро проводил нас с сестрами до дома. Родители очень удивились, увидев, что мы так рано вернулись, обычно церемония заканчивалась около полуночи.

Шакила спросила, что передавали по радио, но никакого экстренного сообщения не было. Все было спокойно и на следующий день, и мы отправились по своим делам.

Около 11 утра Шакила пришла за мной в школу. Преподавательнице, спросившей, что происходит, она просто сказала, что нам необходимо вернуться домой.

По дороге сестра объяснила мне:

- В Кабуле может начаться война, я должна немедленно предупредить все семью, сейчас позвоню папе в магазин.

Я слышала, как Шакила просила отца запастись продуктами и вернуться как можно быстрее. Потом она позвонила Сорайе в аэропорт и то же сказала и ей. Шакила странно выглядела: она пыталась сохранять присутствие духа, но каждые пять минут выглядывала в окно, чтобы посмотреть, не идут ли родители. Полтора часа спустя все собрались.

- К чему такая спешка? - спросил папа.

- Когда я ехала в редакцию своим обычным маршрутом, сразу заметила, что лавки закрыты, а люди строят баррикады из мешков с песком. Я видела вооруженных людей в тюрбанах, а ведь в городе никто, кроме военных, не имеет права носить оружие. Перед Министерством по водным ресурсам и электричеству, недалеко от Праздничной площади, военный сделал нам знак остановиться. Я показала ему журналистское удостоверение и объяснила, что еду на работу. Но он мне приказал поворачивать: "Здесь люди Хекматияра!" Я спросила у него, кто такой этот Хекматияр, и тут какой-то бородач в тюрбане заорал: "Мы Хезби-Ислами Хекматияра!" Внезапно нашу машину окружила вооруженная толпа, и я приказала шоферу поворачивать. Тот военный остановил нас - он хотел, чтобы мы взяли с собой двух девушек, служащих министерства. Они рассказали мне, что моджахеды били и унижали их только за то, что они были в юбках и колготках. Они душили их сорванными с них же колготками, плевали им в лицо, обзывали коммунистками... Когда мы переехали мост и оказались в нашем квартале, я удивилась, увидев, что все спокойно. Никто и не знал, что в каких-нибудь ста метрах ситуация совсем иная.