Читать «О некоторых подробностях церковного воззрения на брак» онлайн - страница 3

Вот уж когда «разодралась бы завеса церковная», не в материи ее, а во всем целом смысле храма, как таинственным образом в секунду Голгофы «разодралась от основания до верха завеса» в ветхозаветном храме! Скажут лукаво: «это не грех, а только не своевременно и не своеместно». Нет, вот школы в церкви есть; есть парты, ученики, немножко даже шалостей ученических, хотя учение не есть «таинство церкви». А ведь «брак — таинство церкви»; этим обнадежен мир. Да, но вот превращение части храма в класс — не оскверняет, не разрушает его, а подлинное превращение храма, не в чтении и слушании, а самым делом, плотию и кровию, в «Кану Галилейскую» покачнет «камень Петров» от земли до неба. Заметим насчет Каны Галилейской, что у евреев брак всегда совершался на дому и именно в покоях дома, окружавших «хуппу», отдельный переносный шатер, где новобрачные оставались наедине для исполнения заповеди чадородия. Оттого Спаситель их и не видит в евангельском рассказе, что их среди гостей уже не было. Вот такая-то «хуппа», бывшая в Галилее, не противоречившая Ветхому Завету, завету обрезания, она, как часть храма (раз уже бракосочетание происходит у нас не на дому, а в храме), совершенно несовместима с заветом крещения и невообразима в церкви нашей. Послушайте: около «хуппы» — и цветы; вокруг нее — гости, пиршественный стол и самое вино, как в Кане Галилейской. И все это — в храме!! Священники зачитают хором: «Да воскреснет Бог», — эту молитву ограждения от «нечистой силы».

Брак есть в церкви только вербально, а в самой вещи его нет и быть не может, пока строй сущей церкви целостен.

Отношение к браку неискренно; начать к нему искренно относиться — значит для церкви начать преображаться (иная живопись, новая музыка, цветы, в храме растущие, землица на полу его и проч.).

Благословение брачующимся произносится губами, а не сердцем. Из сердца должен будет вырваться новый вопль, потрясающий стены, необыкновенный, страшный: до того все былое в церкви христианской абсолютно, как бы и до «того света», несовместимо с храмом, таинственно-брачным, если бы в него, ну хоть под напором начавшейся критики, вдруг начала преображаться живопись и музыка теперешнего православного храма!

Ну вот проф. Налимов мудро начал говорить о влюблении юных — этом главном чувстве, без которого брак не начинается, не заключается, не должен бы заключаться. Введите, однако, этот прекрасный и должный момент в музыку венчания взамен грубого, а главное сухого, как пропись, дьяконского возгласа: «Жена да убоится своего мужа»; польются звуки мистической любви, слова заговорят о звездах, о цветах, о томлениях влюбления, о лунной ночи и томительных ожиданиях, о завтрашних объятиях и поцелуях. Ну, пусть проф. Налимов скажет: разве это можно бы ввести в венчание, а такое венчание совершить в нашей церкви?

А между тем слова проф. Налимова звучали хорошо. Никто их не находил неблагородными, что-либо уничижающими, марающими. Да, но церковь они замарали бы. Тут несовместимость категорий, тут расхождение категорий. Ведь в венчании ничего брачного нет: сухонькие слова, маленькое нравоучение, аллегорические формулы и никакого к браку не имеющие отношения жесты и движения. Ну, поменялись кольцами. Что это выражает? Ничего или что-то смутное. Обошли вокруг аналоя. Это что выражает? Обошли или не обошли — это не есть ни да, ни нет в отношении к браку. Пронесли короны над головами — значит радостно; но почему это специально брачная радость? Просто — радость вообще. Приложились ко кресту — это всегда бывает после обедни. Но вообразите, что брак совершился бы, как в Галилее, на дому и только при родных, и что при словах о чадородии совершалось бы священником помазание елеем персей новобрачных с молитвой о благополучном и благодатном питании будущих детей. Но это уже так же невозможно ввести в теперешний обряд и внести в теперешний наш храм, как и рассуждение о. Налимова о влюблении как прекрасном и необходимом моменте брака. Обнаженные перси девы-невесты? Священник, кладущий на них знамение креста священным миром, которым помазуется лоб верующих? Да и не одни перси, а и чрево, лоно, все, что «по образу и подобию своему сотворил Господь нам»??! Перед аналоем, крестом, Евангелием и ликами усопших архиереев, постников, пустынников, мучеников за веру, глядящих со стены алтарной?! — Невозможно! непредставимо!! Дева нагая или полунагая, влюбленная и любимая — и перед нею старый священник с кисточкою и миром?! «С нами крестная сила!» Он помнит, он учил и заучил, что именно это всегда являлось как дьявольское наваждение — искусить пустынников, святых, страстотерпцев, теперь — его! «С нами крестная сила!» — и он, не докончив обряда или «таинства», выбежал бы вон из храма, смущенный, испуганный, трясущийся; но незаметным глазком души продолжая глядеть или воспоминать открывшееся ему сладкое зрелище — соблазн? истина? Кто разрешит это? хотя и можно бы вспомнить, что в Апокалипсисе говорится о невесте Богу, а во всем Ветхом Завете Бог клянется Израилю, как Супруг его?! Но ведь именно все эти слова церковь обошла мимо, зажав уши, зажмурив глаза, не постигая, отказываясь вдуматься.