Читать «Дважды украденная смерть» онлайн - страница 108

Схватил я его за ошейник и пристегнул на цепь. А этому, как его звать? вот память стала, забыл за эти годы, заходи, мол, сколько зим, привет.

— Привет, привет! — заходит, щурится. Руки потирает. А сам — почти не изменился. Немножко, разве что, круглей стал, раньше совсем худой был. Или, может быть, шмотье цивильное — джинсики, рубашечка его немножко изменили. Там, в хэбэ, все одинаковыми казались, нескладными, худыми. Но рыжий такой же, глаза светлые. А на левом — рыжинка. Так, не бельмо, а меточка, зайчик. Бог метит шельму.

— Собачка у тебя с норовом. Злая.

— А кто сейчас добрый? Ты добрых где сейчас видел?

Хмыкает, да, мол. А сам озирается, как я, смотрит, устроился. А я ничего устроился, неплохо. Дом. Гараж. Сад. Баня. Столик стоит под старой сливой. Вот так.

— Ну, садись. Сейчас баба накроет на стол. Посидим, потрекаем.

А он стоит, все осматривается.

— Не кисло, — говорит, — ты живешь.

— Я старался.

— Я знаешь, вообще-то поговорить с тобой заехал.

Вот оно: по-г-оворить. Егор. Е-г-о-р его звать. Вспомнилось сразу...

* * *

...— Ег-гор! — подлетает к нему Мишка Донской, и н-на! ему под дыхалку. И он скрючивается, ртом воздух ловит. Больно, когда под дыхалку бьют...

Кабанил его тогда Мишка по-черному. Он тогда «дедушка» был, а мы — «помазки», весной призывались. Вместе с ним, с Егором, и приехали. Считай, земляки, зёмы. Только я с Города, а он километрах в ста жил, где-то на поселке. А вообще он не местный, родители его привезли то ли с Урала, то ли с Сибири. Он и «г» не по-нашему, не по южному выговаривал. Не мягко, с придыханием «х», а твердо — «г». Вот Мишка Донской, а он тоже со Ставрополья откуда-то, к нему и прицепился. Переучивал его, как надо «г» говорить. Или еще Егор «че» говорил. Мишку это вообще бесило. «Козел! Не «че», а «што»! — И сапогом ему по яйцам. Подкреплял, так сказать.

Нас тогда, всех молодых, здорово кабанили старики. Мне, правда, «дедушка» более спокойный достался. Придешь к нему вечером, пожелаешь спокойной ночи. Мол, спите, «дедушка», вам до дембеля столько-то дней осталось. А он, если в добром настроении, — просто в морду плюнет. А если сердитый — может и кулаком плевок размазать. Зато спать давал. Почистишь ему сапоги после отбоя, воротничок постираешь, выгладишь, подошьешь, как полагается, — и до подъема можешь дрыхнуть.

А Егорке и по ночам доставалось. Лежишь, бывало, спишь, а он «р-р-р, тр-р-р» — под шконками ползает. И рычит, как автомобиль. Это он правила вождения Мише Донскому сдавал. Или вытащит Миша из постели такого же чмушника зашуганного и — д-з-д-з, руки растопырят, налетают друг на друга, жужжат, авиационный бой изображают. А Миша смотрит, балдеет. Бессонница на него напала перед дембелем. А только не пришлось ему в дембель со своими откинуться. Под самый праздник, на седьмое ноября его в дисбат. На год. В Ухте, говорят, трибунал был показательный. За несколько дней до дембеля не повезло... А тоже за «сынка» влетел. Зашугал он одного так, что тот повесился. Не до смерти, откачали. А когда его в дурдом привезли, — чтобы «седьмую степень» влепить и к мамке отправить, он и колонулся. Мол, Донской меня довел. Ну и повязали Мишаню, пришлось ему еще годик отдохнуть от гражданки, да не где-нибудь, а в дисбате.