Читать «Игра для героев» онлайн - страница 69

– Погода скоро переменится. Кости ноют.

– Те весенние бури, о которых вы говорили Радлю? – усмехнулся я.

Но он не улыбнулся в ответ. Налетел легкий ветерок, колыхнул траву, и я вдруг почувствовал холод, пронизавший меня насквозь. Штейнер повернулся и, не говоря ни слова, направился к машине. Я последовал за ним.

Глава 10Десница Господня

Оглядываясь назад, я признаю, что был не прав: Фитцджеральд не то чтобы недолюбливал или ненавидел меня. Он меня просто не понимал. Мое воспитание, отношение к жизни, к войне, к тому, что происходит вокруг, – все это было чуждо его собственному, глубоко личному взгляду на вещи. Не было точек соприкосновения, ничего, на чем бы мы могли сойтись. А жаль.

Выбрав манеру поведения и следуя ей неукоснительно, Фитцджеральд день ото дня становился все более сдержанным и холодным со мной. Он расценивал это как неизбежную муку и расплату за доверчивость. В разговорах он всегда обращался ко мне на «вы», ни разу не забыв добавить «сэр», и всегда принимал в штыки любое мое суждение, даже если речь шла о мелочах. Сержант Хаген и ефрейтор Уоллас, не понимая, что происходит, подстраивались под него, что не улучшало дела.

С Грантом все обстояло значительно проще. Он ненавидел меня за испытанное унижение во время первой встречи, которую не мог забыть. Он испытывал неподдельное презрение к людям маленького роста, типичное для таких крепких верзил, как он сам.

Ничуть не легче было и от того, что несколько дней кряду мы работали со Штейнером и его бранденбуржцами. Штейнер говорил со мной наедине. Фитцджеральду это казалось подозрительным, вернее, он не одобрял наших бесед. Фитцджеральд, наверное, переживал ту историю на пристани, когда взялся помочь немцам обезвреживать мины, им самим установленные. Но то был толчок совести, вызванный холодным цинизмом Радля, – Фитц не мог стерпеть зрелища живых заложников на борту заминированных судов, это было противно его натуре и убеждениям.

Обращаясь со мной официально, он, я думаю, пытался уйти от нетерпимого и неестественного положения дел. Война тут была ни при чем. Увидев впереди мрак, он отшатнулся. Он просто не хотел ничего знать. Услыхав вызов, он дрогнул, но удержался на ногах; он принял вызов – и вернулся к жизни, с честью встретив все, что ждало впереди.

Одно становилось все более ясным – особое положение Штейнера в немецком гарнизоне как среди рядовых, так и среди офицеров. На некоторых – это больше относилось к офицерам – имя его отчима оказывало магическое действие. В меньшей степени это касалось других чинов. Для них он явно был выдающейся личностью, воплощал легендарную храбрость; немаловажную роль играл и его неповторимый внешний облик: например шелковый галстук, который он всегда завязывал узлом, чтобы скрыть свой Рыцарский крест.

Когда я разговаривал по-немецки с саперами Брауном и Шмидтом, которые приносили мне подарки от Эзры – ужасные французские сигареты, – то понимал, что у каждого на уме свое. Эти люди видели «Черномазого» в действии, видели Штейнера и его людей, отважно выходивших на задание на невообразимых «подводных колесницах». Видели, как группа таяла день ото дня. Мужество всегда в цене. Почтительное отношение людей к Штейнеру выводило Радля из себя, а может, он просто по-человечески не любил его. Штейнер был нарушением привычного Радлю порядка. Имея возможность стать офицером, он им не стал – не захотел. Будучи человеком высшего общества, предпочел служить в нижних чинах. Среди всех унтер-офицеров в мире Штейнер был единственным и неповторимым.