Читать «Игра для героев» онлайн - страница 66

– Ну что ж, уже легче.

Наверное, мои слова звучали скептически; она улеглась рядом со мной на песок и стала настойчиво уверять:

– Но это же правда! Выполнять приказы верховного командования может только официально назначенный глава сектора обороны, а Радль – временно исполняющий обязанности. Война может закончиться в любой день, об этом твердит Би-би-си. Русские уже на подступах к Берлину. Ольбрихт никогда здесь не появится.

– Это тоже сказал тебе Штейнер?

Она нахмурилась, затем взяла себя в руки, решив, что с моим дурным расположением духа надо считаться.

– Если даже Ольбрихт и доберется до нас, то не решится никого расстрелять, когда дела у немцев идут так скверно. Это просто немыслимо!

– Опять Штейнер?

Она набросилась на меня с кулаками, да так, что мне пришлось схватить ее за запястья, чтобы уберечь физиономию.

– Противный мальчишка Оуэн Морган! – в ярости воскликнула она, совсем как та девчонка, которую я знал до войны. – Черт тебя побери! Зачем тебя такого принесло? Не мог подождать, что ли?

– Ты хочешь сказать, зачем я вообще явился?

Теперь уже я поднялся на ноги, увлекая Симону за собой, и яростно тряхнул ее за плечи.

– Ты любишь его, правда? Бога ради, скажи честно!

Она пристально смотрела на меня, и вдруг где-то вдалеке послышался голос Штейнера. Тогда она дико расхохоталась:

– Ладно, хочешь знать правду – пожалуйста. Я люблю Манфреда, и я боюсь тебя – тебя, и этой твоей чертовой финки, и того, что с тобой стало. Я думаю о несчастных часовых, которых ты убил, и понимаю, что ненавижу тебя, и в то же время вижу тебя опять, слышу твой голос, многое вспоминаю, и моя любовь пробивается сквозь страх и ненависть... – На ее глазах заблестели слезы. – Так что я все равно тебя люблю, Оуэн, от этого не сбежишь. Я люблю тебя и люблю Манфреда. Что скажешь?

Повернувшись, она бросилась бежать прочь, мимо Штейнера и его протянутых рук. Добежав до тропинки у подножия утеса, она решительно двинулась наверх.

– Что стряслось? – сурово спросил он.

– То, что должно было случиться.

Он нахмурился и, кажется, впервые с тех пор, как я узнал его, рассердился. Я примирительно поднял руку и тяжело вздохнул.

– Забудем о том, что я сказал. Вы не хотели зла. Кому нужны все эти великие самопожертвования?

– Ну да, верно. – Он улыбнулся и снова посерьезнел. – Почему она так расстроилась?

– Она решила, что любит двоих одновременно.

– Вы этому верите?

– Так и есть. Она любит вас и меня в одно и то же время, да к тому же, если вам этого мало, меня она еще и боится. Меня и моей финки, вот так!

Видно было по глазам, что он и удивлен и обрадован.

– Понятно.

– Раз так, то и ладно, – сказал я без особого восторга и обернулся посмотреть на мольберт.

Он работал над видом на восточный мыс, где в сотне ярдов от берега из моря выступала скала, усеянная гнездами жирных крикливых буревестников. Писал он без угольных и карандашных набросков, сразу красками, умело смешивая и накладывая цвета. Море ему особенно удалось. Чувствовалось, что он искренне и вдохновенно увлечен живописью; его манера напоминала манеру моего отца – портрет Симоны подтверждал мою уверенность.