Читать «Угловая палата» онлайн - страница 47

«Недотроги какие», — почему-то обо всех подумал Боря Басаргин. Он виноват, что ли, если костыли — как оглобли.

Шагнул дальше и снова громыхнул костылем, и снова по той же койке. Раненый аж зубами заскрипел, высвободил из-под одеяла руку.

— Дай-ка свой костыль, я тебя поперек спины приласкаю.

Машенька поспешила к Басаргину, подсунулась под его руку и довела до постели — предпоследней, у дальней стены. Потревоженному сказала примиряюще:

— Петр Ануфриевич, он же нечаянно.

Сосед Бори Басаргина неприязненно адресовался через кровати — через Борину и еще одну, на которой лежал лишь матрац, покрытый серым армейским одеялом:

— Майор, поперек-то спины тебя надо. Барышня кисейная.

Раздражительный Петр Ануфриевич оторвал от подушки голову, хотел властно прикрикнуть, но был слаб, выдавил придушенно:

— Младший лейтенант, как вы смеете…

— Эко что, смеете… — взъелся большеротый сосед Бори Басаргина. — Может, еще по стойке смирно перед тобой вытянуться? — Младший лейтенант откинул одеяло, обнажив свои гипсовые латы.

Усадив Борю на кровать, Машенька повернулась к младшему лейтенанту.

— Ну что вы, что вы, — забеспокоилась она, укутывая его загипсованные ноги. — Нельзя же так. Будто чужие, будто не поделили чего.

— Да уж не родственники… — проговорил младший лейтенант, вяло устраивая руки под голову. Подмигнул Боре дружелюбно: — Видал, уже и о звании моем справился. И здесь командовать хочет. Ты-то, парень, в каких чинах? Солдат? Не тушуйся. Нет тут ни солдат, ни офицеров, тут все одинаковые, у всех одно звание — увечные… У тебя что, нога! Осколком?

Боря поискал, куда положить костыли. Прислонил к стене рядом с тумбочкой, ответил:

— И не спрашивайте — срамота одна. В блиндаже, как куренка, заплотом.

— Мало ли чем нашего брата давит… Ампутировать будут? — напрямую поинтересовался сосед.

— Как ампутировать? — испугался Боря Басаргин. — Отрезать, что ли? Я не хочу, зачем…

— А мне будут. Обе отрежут… Эй, майор, как я потом перед тобой каблуками щелкать стану?

Боря завял, запомаргивал. Ища защиту, неправоту в словах соседа, уставился на Машеньку. Та успокоила:

— Не слушай ты их, так они. Никому резать не будут, лечить будут.

— Меня-то, сестрица, на хитрости не объедешь, что ждет, я и без цыганки знаю. Мясо-то в ленты изрезано, чертову гангрену выпускали. Черная пена вылазит, а гадюка гангрена не вылазит, выше ползет. Доберется до места, откуда ноги растут — и будь здоров, Василий Федорович, красавец мужчина тридцати лет от роду. — Младший лейтенант растянул свой губастый рот, лукаво, с намеком на известное, сказал в сторону Машеньки: — Тогда сестрице и помыть нечего будет.

Машенька вспыхнула, надулась. Большеротый Василий Федорович виновато протянул руку, пытаясь прикоснуться к Машеньке:

— Извини меня, сестрица, извини паршивца. Треплюсь вот… от настроения расчудесного…

Машенька промолчала, в знак примирения приложила руку ко лбу Василия Федоровича. Она давно познала магическую терапию прикосновения. В пламени ли голова или совсем холодна, бродят в ней дикие мысли или бездумье там полное — рука с исцелительной силой воздействует на человека, смягчает недуг, а сила эта всего-то от участливости, от сердечности, коими полна Машенька до краев.