Читать «Снизу вверх» онлайн - страница 58
Николай Елпидифорович Каронин-Петропавловский
Наконецъ, Ѳомичъ сталъ разспрашивать, какую ему надобно работу, что онъ, откуда? Михайло разсказалъ, отрывисто и угрюмо, причемъ нисколько не смягчилъ своихъ дикихъ выраженій,
Слушая все это, Ѳомичъ и его товарищи улыбались. Ѳомичъ вспомнилъ лицо Михайлы — гордаго оборванца, спросилъ объ его имени и предложилъ ему сѣсть.
— Отчего же не хорошо тамъ? — спросилъ Ѳомичь съ улыбкой.
— Срамота! — рѣзко возразилъ Михайло и выразилъ на лицѣ величайшее презрѣніе.
— Хозяинъ, что-ли, не хорошъ?
— Нѣтъ, хозяинъ что-же, какъ обыкновенно… А такъ, вся жизнь — чистый срамъ, свинская.
— Грязная, ты хочешь сказать?
— И грязная, и свинская, и подлая — все есть! Думаешь только о томъ, какъ бы лечь спать, ходишь скотъ-скотомъ. Въ башкѣ цѣлый день ничего. Свинство — больше ничего.
Сидящіе переглянулись. По большей части рабочій жалуется на чисто-физическія невзгоды: мало пищи, непосильная работа, нѣтъ времени выспаться, плохое жалованье… но въ словахъ Михайлы было что-то совсѣмъ другое.
— Ты говоришь, въ башкѣ ничего? — спросилъ Ѳомичъ.
— Да, ничего. Пустая башка цѣльный день. То-есть лѣнь подумать почистить лицо. Встаешь утромъ — какъ бы поскорѣй обѣдъ пришелъ съ тухлою кашей. Пообѣдаешь — какъ-бы поскорѣй подъ рогожу спать. Прожилъ я тамъ мѣсяца эдакъ три и самъ на себя сталъ смотрѣть, какъ на скота, который, напримѣръ, не понимаетъ. Такая лѣнь на меня напала! Дай мнѣ въ ту пору кто-нибудь по мордѣ, я бы только почесался. Дѣлай изъ меня что хочешь — ничего не скажу. Какъ дерево какое. Прожилъ тамъ три мѣсяца я Боже мой! образа нѣтъ, чисто скотъ, даже спокойно, все равно какъ свинья залѣзетъ въ теплую грязь, лежитъ, и довольно спокойно ей!…
— И ты ушелъ? — спросилъ удивленно Ѳомичъ.
— Да, ушелъ.
Всѣ смотрѣли на Михайлу и молчали. Опять воцарилась тишина, явившаяся какъ слѣдствіе того впечатлѣнія, которое произвелъ Михайло своимъ дикимъ разсказомъ.
— Кстати, скажи, пожалуйста, какое это тамъ происшествіе вышло у васъ въ сараяхъ? Не то кто-то хотѣлъ поджечь сараи, не то поджогъ уже… или домъ Пузырева подожгли… вообще не знаю хорошенько, что это за оказія? — спросилъ Ѳомичъ.
— Это Исай, — отвѣтилъ Михайло и вдругъ улыбнулся при одномъ этомъ имени.
— Одного Исая я тамъ знавалъ. Фамиліи у него нѣтъ настоящей, — пишутъ его и Сизовъ по названію деревни, и Петровъ… но онъ самъ говорилъ, что у него нѣтъ собственно фамиліи, а только одна кличка — Исай… Это тотъ самый? — и Ѳомичъ описалъ наружность товарища Михайлы.
— Тотъ самый.
— Что же это ему пришло въ голову?
— Да знать съ пьяну или по глупости!… Можетъ быть черезъ меня и дѣло все вышло!
— Какъ черезъ тебя? — воскликнули почти всѣ сидящіе.
— Я обозвалъ его рабомъ. Онъ, должно быть, и разсердился и выдумалъ такое умное дѣло.
— За что же ты обозвалъ его такъ?
— Кто же онъ? Рабъ. Изъ него что хочешь дѣлай. Самъ онъ ничего… ничего не можетъ, а что прикажутъ. Ей-Богу, если ему приказали бы рубить головы, онъ рубилъ бы по комъ ни попало. Развѣ ужь опосля увидитъ, какъ все это глупо… Всякаго человѣка, который посильнѣе, онъ страсть какъ боится. А своего у него ничего нѣтъ и замѣсто головы у него шишка какая-то неизвѣстно къ чему торчитъ… А желанія его такія, что, напримѣръ, ведро пива или четверть водки — доволенъ! Я и обозвалъ его рабомъ… Потомъ жалко стало…