Читать «Радуга (Мой далекий берег)» онлайн - страница 6

Тумаш втянул студеный воздух:

— Так теперь, вроде, и никуда.

3

Ивка выплеснула остатки взвара за приотворенное окошко. Нахмурясь, оглядела коричневую жижу, оставшуюся на дне чашки. Провела пальцем по подоконнику. Ногтем сковырнула со стекла грязную заледь.

— Купавка! Что ж ты, дура, не прибралась?!

— Я прибиралась.

— А я говорю: нет.

Ивка сердито оглядела яркие искусанные губки сенной девушки, синие полукружья под невидящими глазами. Ну, Юрок-мил сынок, юркий сокол! С этой сейчас спорить — воду в ступе толочь.

— Поди и вытри. Вечером проверю.

— Я вытира-ала… — пропела Купавка. — Три раза протерла. А она снова тут.

Но Ивка уже не слушала.

…Звонко печатали в булыжник каблучки, тоненько пели вшитые в листву юбки колокольцы. Несмотря на роды и возраст немаленький, Ивка-ворожея шла, как плыла. Мужчины головы скручивали, будто филины, вслед. Да такая разве оглянется. Хорошо, тряхнет пестованной черной гривой без шапочки — пусть там и мороз. Улицы были скользкими. Под тонким ледком янтарно горели кленовые листья.

Мимо Радужны и торговых рядов с каменной резьбой узкими проулками вышла ведьма к знакомому, на особицу стоящему дому. Дом был старый, но досмотренный. Подклет из серого, едва обработанного камня, верх оштукатуренный с выпирающими балками, над ним высокий чердак под двускатной крышей, над трубами весело курчавились дымки. Летом вокруг дома и дорожки к нему росли цветы и трава, а сейчас однообразие пожухлой зелени нарушала только купа ив над малюткой-озером. Ивка посетовала, что лишь в Шужеме понимают изысканную прелесть голых ветвей. Небрежно отвела ею же наведенные сторожки. Беззвучно отворилась незапертая дверь.

Высокие своды рождали эхо. На золотом кленовом полу, несмотря на пасмурный день, лежали квадратики солнца. И, отбрасывая четкую фигурную тень, посреди нижней залы трудилась прялка. Поскрипывало маховое колесо, стучала лапа, точно каблучок невидимой пряхи жал на нее, отбивая по плиткам. Крутилось, пушистясь пряжей, веретено. Но нить была оборвана, и зеркальце, заменяющее гребень, обернуто от света. Ночью. Когда зрак луны прорвется сквозь тучу, в серебрящемся просторе нижней залы возникнет смутный абрис то ли тонкой девушки, то ли неоперившегося подросточка. Веретено весело зажужжит, и нить потянется к зеркалу от расчерченного решеткой окна.

Ивка передернула плечами. Кажется, что страшного в прялке — Щите Берегини, — но до сих пор вспоминается, как замерла и стояла, пока воздух в зале не напоил розовеющий свет. Тогда девчушка лет восьми, вскочив из-за прялки так, что взметнулась плахта, расшитая рябиновыми ягодами и незабудками, озорно улыбнувшись Ивке через плечо, ушла в стену. С тех пор ведьма старается ночью не приходить.

В покое за прихожей веселились молодые. В их смеющемся, хлопающем круге выплясывали мышь в платочке и здоровый серый кот. Мышь звякала зажатым в зубках колокольчиком, а котище, подпираясь хвостом, похаживал, боченился перед нею. Ивка взглянула по-особому: звери были самые настоящие. Забава им, однако, нравилась. Потому ведьма ругать сторожей не стала, чуть шикнула да пошла наверх. Она уже видела через балясины горевшие в очаге дрова (как приятно будет согреть руки с мороза), когда из тени выступила светлоглазая и светлокосая прислужница: