Читать «Радуга (Мой далекий берег)» онлайн - страница 15

Ника Дмитриевна Ракитина

— Глупец! Пламя истекает, сила Берегини перестала приходить в мир! Изношенный сосуд меняют — это извечный закон.

— Плевать на извечный закон! — пограничник как-то сумел подняться на ноги, пошатывался, с удивлением смотрел на ставшую лохмотьями одежду. — Вы убить ее хотите.

Бирн поддержала его, едва не рухнув сама. Луна прорвалась, наконец, сквозь тучи и осветила слезы, брызнувшие у ведьмы из глаз:

— Разве бабочка плачет по куколке? И разве зерно, уйдя в землю и превратившись в побег, жалеет об этом?!

— Слова… А она — живая. Живку мою… убили, — Савва сглотнул. — Не дам — больше.

Он, как медведь с повисшей на хребте собакой, двигался через сугробы к крыльцу.

— Мать сгорела в Черте. Сестра, отец, два брата. Думала силой ведовства охранить дом. Я в последний миг выскочила! Знаешь, сколько мне лет? Андрея своего пожалей!

Знаменщик остановился. Они были в прихожей. Снег с волос и одежды таял, растекаясь на плитках лужицами. Бирн стояла на коленях. Грызла косу.

— Сделай, как просили…

Комариный звон разбуженного сплетения.

6

Лэти вышел размяться во двор. Под яростным зимним солнцем блестела полоса меча и торс, натертый жиром. Лицо и кисти рук, покрытые загаром, казались чужеродными остальному телу.

Вертикально подымался дым из трубы. Высоко в синеве кружила хищная птица с загнутым клювом. Вдруг она устремилась к земле и исчезла. А через какую-то минуту к Лэти подбежал юноша-пограничник:

— Хаук тебя зовет.

Лэти засунул меч в ножны. Обтерся снегом, накинул куртку и вошел в дом.

Командир заставы, отвернувшись, подкладывал дрова в печь, но вся его спина выражала негодование. За столом над дымящимся кубком и блюдом со свежим хлебом сидела незнакомая ведьма. На скрип двери она небрежно обернулась, и стал виден мягкий профиль, пушистые ресницы над фиалковыми глазами, соломенная гривка и — поджатый рот.

Под грудью Лэти бешеным комом скрутилась боль. Тут же вспомнилось сказанное Ястребом: «Возвращаюсь». Они стояли возле Бокриновой баньки, на взблоке, и Лэти рассказывал другу все: про пытаных незнаемых ведьм, про точно облитых смолой сгоревших насильников, про напуганную до смерти девочку Сёрен в норке под корнями. Ястреб молчал, только лицо чернело. Потом скомкал в кулак куртку на груди, и произнес «возвращаюсь» — так говорят, когда идут в бой, твердо зная предначертанность пути.

— Надо предупредить заставы. Поможешь мне? — пограничник, морщась, взглянул на свои ладони: — Я теперь вроде как безрукий.

Ниоткуда вырос на снежной пустоши, присел на корточки Бокрин. Ястреб с Лэти соединили ладони.

— Я понял, что происходит, — сказал Ястреб.

— А что происходит?

— Смена государыни.

Бокрин смотрел из-под дремучих бровей. Сыпался с серенького неба снежок. В нем гордо воспарил ястреб, прорезали воздух соколиные крылья, мягко пронеслась сова… Огрузили ветви старой дички вороны, круглым блестящим глазом огляделась галка… Появились яркие кривоклювые не боящиеся зимы клесты… Заняли места пушистые голубые и зеленые шарики-синицы… Важно выпятили красные грудки снегири… Просияла алой шапочкой и штанами желна, куропатки выскочили из снега, расселись кругом черные глухари с малиновыми бровями. Птицы не кричали, не ссорились, не перелетали с места на место, просто замерли теплой радугой. А, услышав, что нужно, собрались и понеслись. Исчезли. Как не были.