Читать «Станичники» онлайн - страница 11

Федор Дмитриевич Крюков

Она вздохнула и вопросительно поглядела на собеседников. Никто сразу не высказался по этому поводу. Помолчали.

— Басни, — возразил кумылженский корреспондент. — Это как все равно у нас новость привезла акушерка из Москвы. Будто о. Иван Кронштадтский был в Москве и сказал: будет звезда катиться… И коль в море, говорит, упадет, — море сгорит, а коль на землю упадет, так вся Россия погорит… У меня баба по ночам не спит… трепыхается… вскакивает даже… Ведь вот, проклятая, страху какого наделала! Старуху и на огород не проводишь…

Звенят бубенчики — почта. Все оживляются. Привычные лошади подкатывают прямо к крыльцу и сами останавливаются. Слезает с козел хромой Гришка, в тарантасе встает запыленный почтальон, и оба с усилием выкладывают огромный кожаный баул на ступеньки крыльца. Потом Гришка, вспомоществуемый кумылженским корреспондентом, тащит не без торжественности этот баул в контору…

— Икрян, — с удовольствием говорит Евдокимыч, идя вслед за ними вместе с остальной публикой.

И все молча, с затаенным нетерпением, смотрят, как почтальон срезывает печать и разделывает сложную цепную систему, которая замыкает баул. Почтмейстер Илья Иваныч расспрашивает почтальона о Михайловских новостях, обстоятельно прописывает подорожную, вообще — не спешит. А на стол уже выложены две большие кипы, заделанные в прорвавшуюся серую бумагу. Это — корреспонденция Г-ской почтовой конторы. Взоры всех прикованы к ним.

— Ну, Савилов, а агентских депеш не читал там, в Михайловке? — спрашивает Илья Иваныч.

— Не читал, — говорит почтальон, запыленный и хмурый человек.

— А были?

— Были. То ли их, то ли наших пятнадцать тысяч побито, двадцать поранено… Разговор был у конторы.

— Эх ты, — говорит с упреком присутствующий здесь батюшка, — не мог достоверно… эх, патриот…

— Нам время не дозволяет, батюшка, — говорит патриот, захватывая со стола подорожную и старый картуз, — приедешь, лишь повернулся — и назад. Начальник говорил: еще по проценту надо бы вычитать на флот. Ему хорошо — пятьдесят рублей получает, а тут от двенадцати с полтиной по три процента отрывать, так чем же нам тогда ребятишек правдать?..

Наконец бережливый Илья Иваныч медленно и аккуратно развязывает веревки. Кипы газет и писем расползаются по столу. Сейчас же батюшка, учитель и сам Илья Иваныч берут по газете и начинают просматривать. Остальная публика ждет и безмолвствует.

Аксеновна знает, что если батюшка начинает нервно крутить свою бородку и выдергивать из нее по волоску, а учитель многозначительно замычит, — то дела наши неважны. А если у нас удача, то все шумно и почти одновременно, наперебой, восклицают и читают разом, вслух, одни и те же телеграммы. Тогда и остальная публика, не исключая выглядывающих из коридора ребятишек, примешивает свои голоса к обсуждению текущих и грядущих событий на основании свежих известий. В случае же неудач все расходятся молча, скучные и сердитые. И тогда Илья Иваныч угрюмо говорит, окончив штемпелевать письма:

— Ну, чего, бабка? Нету… ступай!

И она уходит, тоже грустная и безмолвная.