Читать «Дорога цвета собаки» онлайн - страница 124
Наталья Гвелесиани
Открытие это поразило Годара на пороге в прозрачную сеть. С неоглядной дали спереди блеснула нить давнего разговора… «Я не смогу жить с нечистой совестью» — правило предусматривало невозможность отступления от него, невозможность заключалась в глаголе будущего времени. Значит, Годар подошел к прозрачной сети с конца… Бессилие прервать собственную неподвижность входило в атрибутику конца. Первым плодом, поднятым с конца прозрачной сети было смутное подозрение — преступление не может быть остановлено, оно живет и действует само по себе, резонируя с законами, принятыми в кодексе чести путника.
А еще Годара преследовала привычка к движению в лабиринте с коридорами из светящихся душ. Если Мартин и захотел бы в виде исключения впустить его к себе со спины, Годар остался бы на месте из гордости. Совесть и гордость были чашами весов. Хуже всего, что он низвел их до карточных фигур. Какая из двух карт выпадет в следующую минуту, он не знал.
Годар попросту не заметил разницы между картами, когда, решив, наконец, приоткрыться Мартину, импульсивно прогнал коня сквозь заброшенный тоннель в скалистом холме и, дождавшись друга на подконтрольной тому стороны дороги, запальчиво сказал:
— Хочешь знать, почему Скир отвернулся от тебя?
— Нет! — вскричал побледневший Мартин. — Нет и нет! Уйди.
Смятенный, разгневанный, он попытался объехать Годара. Однако у того не было времени исправлять бестактность. Немедленно выложить перед Мартином свои ощущения — все равно, что снова ударить его. Промедлить с разговором — бить ежеминутно, рикашетом от собственной груди.
— Я не произнесу ничего дурного!.. Черт побери… Выслушай меня, взмолился Гадор.
Они проехали рядом с километр, оставив без наблюдения территорию за кряжем, прежде чем Мартин заговорил. Первым.
— Я очень тебя раздражаю, Годар, — связанный в его голосе ветер был натянут как струна, и словно посмеивался над собственной скованностью.
— Напротив, я восхищен тобой. Но, понимаешь, ты — слишком большое солнце, чтобы вызвать только восторг, только благодарность, — Годар открыто подхватил затаенный смех Мартина. — Как бы тебе объяснить… Ну вот послушай. Есть такая притча. О падшем ангеле. Господь решил простить его и разрешил приблизиться к себе. Выпростав крылья со дна пропасти, ангел стал подниматься к небесному простору — все выше, все дальше от места, где мучился прежде. Но странно: чем выше, тем неуютнее ему становилось в лучах, исходящих от сияющего престола. Он ослеп от света и едва не задохнулся от жара, но продолжал подниматься, ибо желал спастись и лицезреть спасителя. И тогда Господь, сжалившись, прервал его полет… Падший ангел низринулся обратно — в пропасть, где крылья обездвижены дном, и был таким образом спасен.