Читать «Бирюзовые серьги богини» онлайн - страница 56

Галина Альбертовна Долгая

— Ты так похорошела, Тансылу, — почти беззубый рот бабушки расплылся в улыбке, и, наклонившись к девушке, она шепнула: — Никак дитя ждешь, а от нас таишься. Не дело это, людям радость будет, вашего с Аязгулом малыша понянчить, да и его родителям радость особая, что ты все от них бегаешь, а?

Тансылу замерла, потеряв дар речи: бабушка не хуже шамана все ей раскрыла, рассказала, только глянув на нее.

— Ну, что молчишь, словно воды в рот набрала? К концу зимы разродишься, думаю, надо готовиться. Зима нам дана, чтобы потомством обзаводиться. Посмотри, вон и у овец наших приплод уже есть, да еще будет, они на это дело скорые. И у кобыл бока округлились. Твой Черногривый не одну покрыл!

Бабушка все говорила, а в груди Тансылу вскипала злость. Благое расположение духа улетучилось, на его место змеей вползла ненависть — к Ульмасу, к его поганому роду, к себе самой, к ребенку, копошащемуся в ее животе.

«Как я не догадалась раньше? — злилась Тансылу. — Надо вытравить Это, убить, пока не родилось, но как?»

Тансылу не могла больше чинно сидеть, вскочила, как ошпаренная, одержимая одной мыслью и вдруг песня шамана, глухие удары в бубен отрезвили ее.

«Шаман! Он все может!»

Тансылу побежала к камню, у которого было устроено святилище, где приносили жертву духам, где просили каждый о своем, где шаман выпивал чудодейственный напиток из кислого молока, сухих веточек и плодов горных трав, входил в экстаз и слушал духов, задавая им вопросы и прося помощи и совета.

— Что это с ней? — бабушка Хадия сошла с лица, предчувствуя что-то недоброе.

Но рядом никого не было, кто бы ответил на этот вопрос. И, тревожась все больше, старуха поднялась и, переступая, как утка, с ноги на ногу, пошла за Тансылу.

Шаман окропил кровью жертвенного ягненка камень, который с самого начала ритуала был полит священным напитком сомы-хаомы, так любимого богами и дающего человеку, принявшего его, дар видения того, что в обычной жизни не доступно никому из людей.

— Прими, о Великий Тенгри жертву от того, кто хочет спросить тебя о сокровенном! Воздай просителю по его щедрости, открой ему тайну пути его. Испей священной сомы и будь весел и добр к вопрошающему, — пел шаман, пританцовывая перед алтарем, вокруг которого горели костры, вспыхивающие сонмом искр, когда шаман ветром проносился рядом.

Тансылу, очарованая магическим действом, сидела поодаль и качалась в такт ритму. Бабушка Хадия присела в отдалении среди соплеменников, с интересом наблюдающих за ритуалом.

Шаман, воздев руки к небу, еще и еще призвал Тенгри, и вдруг замер. Бубен выпал из его рук, длинные уши войлочного клобука[15] приподнялись от порыва налетевшего ветра. Пламя костров затрещало, добравшись до крупных сухих поленьев, спрятанных под ворохом веток и соломы. Тансылу закатила глаза и застыла изваянием. Ее мысль через шамана воспарила к небу, и небо возмутилось. Сверху обрушился на шамана вихрь, сорвал его ритуальную шапку, ударил в лицо, да так, что тот упал на колени, закрывая голову руками. Люди поднялись со своих мест и в страхе разбежались, только старая Хадия на коленях доползла до Тансылу и протянула к ней руки.