Читать «Дуэль в Кабуле» онлайн - страница 9
Михаил Семенович Гус
Вновь стал он юным; загорелся вдруг
В поникшем теле старый славный дух,
Тот самый дух, что гнал персидский флот
От берегов Эллады… Вновь живет
Эллада; грозно распрямляют стан
Илот Европы, раб восточных стран:
На Атосе, на Андах — в двух мирах —
Стяг вольности — один и тот же стяг!
Пламенные строки Байрона на весь мир возвещали, что ошибся Меттерних, когда хвастливо заявил: «Революции приелись, и скоро мода на них пройдет…»
Сердца польских патриотов бились в унисон с сердцами мужественных испанских борцов за свободу.
Взоры польской молодежи обращены были и к Греции, где маленький народ мужественно отстаивал свою независимость против турецких полчищ, открыто поощряемых Меттернихом и косвенно поддерживаемых императором Александром.
Новосильцев через разветвленную сеть своих агентов знал, что крепчает в Польше и Литве «революционная зараза». И он писал императору Александру, настаивая на уничтожении польской конституции.
«Демократические и революционные принципы привьют гангрену всему народу и наконец вызовут в нем пламенное желание переменить монархическое, даже отечески-попечительное, правительство на самое тираническое и буйное, основанное на самодержавии народа, то есть на правительство республиканское».
Новосильцев не ошибался: польская молодежь была обуреваема пламенным желанием добиться «самодержавия народа»…
По примеру студентов Виленского университета во многих городах Литвы ученики гимназий создавали тайные патриотические организации. Не составляла исключения и гимназия в Крожах.
Гимназист Янчевский предложил Песляку, Зеленевичу, Ивашкевичу и Виткевичу учредить свое тайное общество.
— Мы назовем его «Черными братьями», — сказал он товарищам, когда они вечером собрались у костела на горе. Здесь в языческие времена приносились жертвы богине охоты Меджиойме.
— Почему же «Черные братья?» — спросил Виткевич.
— Все мы, поляки, — братья, — сказал Янчевский, — а «черными» мы будем называться потому, что темная ночь опустилась над отчизной, и в ее тьме мы, черные братья, невидимые, будем готовы на все — даже на пожертвование жизнью во имя нашего дела…
— Когда принесем присягу? Сейчас, тут? Янчевский, по голосу угадав, кто это спрашивает, горячо, даже запальчиво ответил:.
— Присяги, Стась, у нас не будет! Присяга основана на религии, а религия из одних побасенок только и состоит…
Короткое молчание… И раздается другой голос; — А печать у нас будет? — Это ты, Ян?
— Я, — ответил Виткевич. — Предлагаю, — сказал он, — чтобы на нашей печати была мертвая голова и скрещенные сабли. Я нарисую!
— Добудем пистолеты! — воскликнул Песляк. Янчевекий вытащил из своей трости острый стилет, на миг блеснувший в ночной тьме, поднял его и сказал:
— Теперь, черные братья, споем «Печаль Сармата», и да будут нашей клятвой эти слова: «Где же любовь к отчизне? Или смерть ужаснее цепей?»
«Братья» собирались у своего товарища Песляка и у гимназического учителя Гурчитса. Устраивали они сходки и в классах по окончании занятий. Читали запрещенную политическую литературу, рассуждали о несчастном положении польской отчизны, о ее былой славе, о конституции 3 мая 1791 года.