Читать «Юбилей Шатлыка Шемсетдиновича» онлайн - страница 16

Худайберды Диванкулиев (Дивангулыев)

— Слушай, раз батя отдыхает, покажи ты мне, как вы живете. Сук-кин сын! Хвастался, что живет, как хан. Посмотрим кто хан, он или я.

Сын Шалтая проворно взял гостя под руку.

— Верно говоришь, дядя Фахретдин. Пойдемте, я вам покажу комнаты. Дядя Танны, пойдемте вы тоже. — Сын Шалтая другой рукой потянул за локоть Артыка. — Племянничек, и вы тоже присоединяйтесь к нам.

— Откуда вы знаете мое имя? — не смог удержаться Танны Карахан, удивленный искусственной любезностью молодого человека.

— По телевизору видел. Вы же папин одноклассник, он гордится вами.

Фахретдин, едва переступив порог дома, хлопнул в ладоши:

— Машалла, машалла! Ай-да Шатлык, ай-да сукин сын!

То, что было названо коридором, напоминало зрительный зал небольшого театра. Паркетный пол украшал яркий текинский ковер тончайшей ручной работы, специально вытканный для этого зала. Буфет, занимавший всю стену, был забит разноцветным хрусталем, золотыми и серебряными приборами, фарфоровой посудой. В конце зала висели три ковра-портрета. В белобородом старике в белоснежной чалме Танны Карахан узнал Шемси-муллу. Худая женщина в яшмаке и в белом платке была матерью Шатлыка. А человек с мясистыми щеками, черными бровями, острым взглядом, с каким-то важным значком на лацкане пиджака был хозяином этого дворца Шатлыком Шемсетдиновичем.

Портрет матери Шатлыка напоминал Танны тетушку Огуль-курбан, которую он перед этим навестил. Старушка сидела, обняв колени, на куске старой кошмы. Танны не срезу узнал ее, кожа да кости. В грязном рваном платке. Седые волосы, давно нечесаные, напоминали войлок под ней. В бесцветном рваном платье. Воздух в комнате настолько затхлый, что не продохнуть.

Тетушка Огулькурбан тоже с трудом узнала Танны. Заплакала, вспомнив пятерых сыновей, но глаза остались сухими. Пожаловалась на внуков.

- Иногда ложусь спать голодная, сынок. Ночами стону. Слава богу, время сейчас сытое, а мне от этого не легче. Сорок рублей пенсию дают. Сам Ашир-почта приносит, в руки мои отдает, говорит: «Ни копейки им не давай, пусть сами зарабатывают!». Но тут же у меня их отнимают. Вах, сынок, какой толк мне от этих денег! Глаза не видят, ноги не ходят. Некого в магазин послать. Утром уходят на работу, вечером возвращаются спать. Целый день одна. Вот и сейчас, на той все ушли.

Танны Карахан молча выслушал старуху, вынул из кармана сторублевку, посидел, не зная как отдать, потом положил деньги под кошму и попрощался.

— До свидания, тетушка Огулькурбан, я вам подарочек привез, вот, оставляю под кошмой. Будьте здоровы...

— Не желай мне здоровья, сынок. Смерти пожелай! Аллах отнял у меня всех сыновей, заставил испить всю чашу страданий, неужто и этого ему мало! Вместо подарочка! ты мне пожелай смерти, сынок. Может, твое пожелание исполнится. Приезжай на мои похороны!

Не вынося более стенаний старухи, Танны бросился к двери, потянув и внука за собой.

Фахретдин внимательно рассматривал каждый предмет в доме и задавал сыну хозяина одни и те же вопросы: «Где сделано?», «Сколько стоит?». Будто приехал он не на той друга, а на ярмарку. Зал охлаждал огромный кондиционер. Усатый молодой человек любезно отвечал на вопросы гостя примерно так: «Отец в Москве на фабрике заказал», «Привез из Японии», «Купили в Париже», «Прислали знакомые из Еревана», «Отцу подарили к его шестидесятилетию», «Соткали ковровщицы нашего села».