Читать «Сборник "Блок. Белый. Брюсов. Русские поэтессы"» онлайн - страница 431

Константин Мочульский

После пережитой нами более страшной войны 1939–1945 годов некоторые утверждения Белого приобретают пророческий смысл. Он предсказывает новую человеческую породу, которую называет «папуасами XX века». Это — цивилизованные дикари, белые негры, «тангисты», «апаши», футуристы. Им принадлежит будущее.

Но «философия гибели» приводит автора не к отчаянью, а к надежде. «Земля в знаменьях, — пишет он, — стало быть, будут знаменья в небе; твердь земли и небес — она дрогнула в нас».

Но Душа Мира, София Премудрость, вернется на несчастную землю: все по-новому соединятся в Ней, все войдут в Ее храм. «Ныне мы у преддверия. София Премудрость зажигает нам звездные светочи из-за мрака; в этом звездном венце приближается Она к нам».

И статья заканчивается вдохновенным пророчеством Вл. Соловьева:

Знайте же! Вечная Женственность ныне

В теле Нетленном на землю идет.

Вторая статья «Кризис мысли» полна высокопарного и сумбурного глубокомыслия «посвященного». Духоведение, тайное знание, «чаша, приемлющая голубя», «оскопление сердца в союзе с Клингзором» — вся эта антропософская декламация сводится к одной простой мысли: человечество должно стремиться к гармоническому соединению головы и сердца. В густом тумане штейнерианства вспыхивают иногда живые и оригинальные мысли. Чувство — источник мысли. Древняя философия родилась из экстаза. «В древней мысли, — пишет автор, — экстаз — необходимейшее условие, чтобы мысль родилась из первичного хаоса данности. Мысль исходит из тела — душою: и из души истекает как дух… Экстазы, пути посвящения, трагедии жизни с невероятной трудностью в ряде столетий, через головы лучших, чистейших, святейших людей образовали рассудочность мысли, гуляющей в ряде брошюр, популярных трактатов, учебников логики, усвоение которых доступно любому из нас: пути древнего посвящения — улица».

Белый-антропософ считает себя прямым наследником древних посвятительных мистерий. И эта претензия обесценивает его интересные размышления.

В мистике — половина пути, пишет он; другая половина— в философии. Мысль, не согреваемая сердцем, — царство Аримана и Мефистофеля; чувство, неуправляемое умом, таит в себе соблазн Люцифера и искушает хлыстовством. Автор, для иллюстрации своего утверждения, ссылается на собственное творчество. «Да, — заявляет он, — романы мои „Петербург“ и „Серебряный голубь“ рисуют два ужаса не дерзающей до конца жизни нашей: освобождение в бессердечной главе и в безумстве сердечном… Аполлон Аполлонович Аблеухов убегает от жизни в „главу“; по ней, путешествуя, бродит он: но „глава“ эта — желтый дом Аримана, разросшийся череп. И гонит безумие сердца к свободе от мозга Дарьяльского: он сгорает в радениях: из столяра Кудеярова на него глядит Люцифер: гибнет он… Наша свобода дерзает: над сердечным огнем возлететь к стенкам черепа и разорвать стенки черепа: Николай Аполлонович необходимость разрыва в себе ощущает: движением проглоченной бомбы…»