Читать «Сборник "Блок. Белый. Брюсов. Русские поэтессы"» онлайн - страница 421

Константин Мочульский

После попыток сочинять сюжеты и вымышлять фабулы — откровенное признание «Смысл— моя жизнь». Белый находит свою тему: осознание загадочного «я», странного «бытия». Все дальнейшее его творчество — художественные вариации этой единственной громадной темы.

В «Котике Летаеве» — дана своеобразная метафизика детского сознания; под психологией здесь скрывается и космогония, и мифология. Бушуют океаны бредов, по лабиринтам гонятся за дитятею змееногие чудовища; как Гераклит, он переживает «метаморфозы вселенной в пламенных ураганах текущего». Наконец, расплавленная лава охладевает; хаос замыкается стенами детской. Первые образы врываются в душу: няня Александра, бабушка, тетя Дотя, доктор Дорионов. Ребенок боится беспредельных пространств, страшных миров, которые надвигаются на его хрупкое сознание, грозят ему гибелью. Его защищает няня; в углу, около ее сундука, под часами — не страшно. А там — в комнатах, коридорах, «пространствах» квартиры — громыхает «огнедышащий папа». Мальчик с ужасом видит: «язвительный, клочковатый, нечесаный: изнутри он горит, а извне — осыпается пеплом халата; под запахнутой полой халата язвит багрецом он: и он — как Этна; громыхая, он обнимает».

В этом первом впечатлении — огненности— сливаются и ощущение жара во время болезни, и позднейшие рассказы о том, как папа раз свечкою поджег штору. «Нянюшка меня накрывает от папы, а я — я предчувствую: будет, будет нам с нянюшкой гибель от папы».

Ребенок живет в предчувствии катастрофы; первое чувство страха связано с отцом; из боли— возникает сознание, больное, раненое. И рана — незаживаемая.

Воображение творит мифы. «Я впоследствии познакомился с греческой мифологией и свое понимание папы определил: он Гефест; в кабинете своем, надев на нос очки, он кует там огни. Это космическое существо рождается из неведомых, враждебных ребенку „пространств“. В огромных калошах, в огромной енотовой шубе он бежит по коридору прямо во входную дверь, чтобы оттуда низвергнуться в космос. Вот он уже — планета. „Папа несется по небу громадной кометой, по направлению к той дальней звезде, которую называют 'Университет'; уносится на пространствах“».

Так из первоначальных случайных впечатлений-эмоций создается космический миф об отце. Мальчику исполняется четыре года; мир вокруг него теряет свою текучесть и газообразность. Крепнет строй, отвердевают формы. «Я ходил— тихий мальчик, обвисший кудрями; в пунсовеньком платьице; капризничал очень мало, а разговаривать не умел». Десять часов утра; бонна Раиса Ивановна в красной кофточке разливает чай; мама еще спит; она встает в двенадцать; папа — в форменном фраке едет на лекции. После завтрака бонна ведет Котика гулять на Пречистенский бульвар. А по вечерам Раиса Ивановна читает ему о королях, лебедях. Потом пьют чай с бабушкой и старушкой Серафимой Гавриловной: мама в театре, в ложе бенуара, на «Маскотт». «Папа каламбурит: „Серафима Гавриловна, Страшного Суда-то не будет“. — „А как так не будет?“ — „Судную-то трубу украл, видно, черт. Переполох на небе. Об этом писали в газетах“. И вдруг повеселев, уезжает в клуб».