Читать «Сборник "Блок. Белый. Брюсов. Русские поэтессы"» онлайн - страница 409

Сын— бунтарь, отдаленно связанный с террористами, — презирает реакционную деятельность отца. «Николай Аполлонович пришел к заключению: родитель его, Аполлон Аполлонович — негодяй»…

Сын — потенциальный отцеубийца. Судьба торопится неосознанное желание его воплотить в действительность. Он соглашается «взять на хранение» бомбу, от которой должен взлететь на воздух дом сенатора. Но тут двойственность сознания снова вступает в свои права. Мысль об убийстве отца ужасает сына. Ведь он его любит.

Так же трагически двоится отношение сенатора к сыну. Он боится и ненавидит его. «Сидя в своем кабинете, сенатор пришел к убеждению, что сын — негодяй. Так над собственной кровью и плотью шестидесятивосьмилетний папаша совершал умопостигаемый террористический акт». Не только сын — потенциальный отцеубийца, но и отец «умопостигаемый сыноубийца». Но это — неполная правда: полная правда в том, что сыноубийца— нежнейший отец. Белый любит совместимость несовместимого, правду в неправде, добро во зле: он наслаждается трагизмом противоречий. В одной из самых сильных сцен романа передается разговор отца с сыном во время обеда. Николай Аполлонович «в порыве бесплодной угодливости, подбегая к родителю, стал поламывать пальцы… Аполлон Аполлонович перед сыном стремительно встал (все сказали бы— вскочил)». Тянется вялый разговор с пустотами напряженного молчания. Наконец сын говорит о «Theorie der Erfahrung» Когена — сенатор путает Конта с Кантом… «Не знаю, не знаю, дружок; в наше время считали не так…» И вдруг старик вспоминает время, когда его Коленька был гимназистом и объяснял ему все подробности о когортах… А позже, когда он подрос, отец бывало клал ему ладонь на плечо и говорил: «Ты бы, Коленька, читал логику Милля: полезная книга. Два тома… Ее я в свое время читал— от доски до доски»… и вот нет больше ненависти. «Подобие дружбы возникло к десерту: и иногда становилось им жаль обрывать разговор»… Пообедав, они расхаживают по анфиладе комнат. «И снова— встает прошлое… Так когда-то бродили они по пустой анфиладе — совсем мальчуган и… отец; он похлопывал по плечу белокурого мальчугана, показывал звезды: „Звезды, Коленька, далеко; от ближайшей — пучок пробегает к земле два с лишним… Так вот, мой родной!“» Вся эта беседа— точнейшая запись обычных разговоров «Бореньки» Бугаева с отцом: об этом свидетельствуют критики Белого. В романе «Петербург» автобиографический материал подчинен требованиям вымышленной фабулы; и все же видоизменен, но не искажен. Аблеуховы — Аполлон Аполлонович и Николай Аполлонович — в самом существенном и глубоком отражают автора и его отца.