Читать «Когда они стали деревьями» онлайн - страница 3

Казис Казисович Сая

Вот почему те самые братья, что так сильно тосковали по ней и так рады были видеть ее, нанесли Жильвинасу смертельный удар.

Разве не жалко их после этого? Бродят теперь небось по двору понуро в своих заскорузлых кожухах и чешую-то из бород вычесать забыли... Неужто знают они, нутром чуют, что натворили-наделали?

Но кто же тот лиходей, тот изверг, что сердце твое золотое, Жильвинас, в змеиное тело упрятал?! Только б имя его узнать, будь он проклят! Неужто не найдется никого, кто вот так же и его бы сгубил?!

Полюбился птахам стройный, нежнолистый Ясень. И он отвечал им взаимностью - радостно протягивал навстречу свои тонкие ветки и стоял, боясь шелохнуться и чувствуя, как от сладостно-щемящей тоски в нем начинают бродить соки.

Живя в гостях у дядьев, Ясень часто выбегал во двор и, завидя стайку птиц, застывал с протянутой рукой, держа на ладони крошки хлеба. Мальчик терпеливо ждал, не осмелится ли хотя бы отчаянный воробьишка опуститься ему на ладонь. Да только разве птиц проведешь? Неспроста ведь в конопле и хлебах торчит пугало, точь-в-точь похожее на коварного человека...

Однако, пробудившись от зимнего сна, Ясень по-иному стал думать о прошлом, другими всплыли в его памяти дядюшкины семьи, их мед, а потом и розги... Даже той жуткой, кровавой пены, казалось, не было вовсе, а она явилась ему в далеком, полузабытом сне. На его ветвях весело щебетали, свистели, тиленькали вернувшиеся из дальних краев птахи. Ясень совсем захмелел от их пения, а пичуги полетели дальше. И тут он заметил, что маленькая золотистая иволга решила устроиться в его ветвях на все лето. Выбрав ветки погуще, она неторопливо, пушинка к пушинке, вила себе в этой зеленеющей пригоршне гнездышко, а по вечерам умоляла звонким голоском: "Боже, пи-ить! дай Ясеню попи-ить!.."

И когда однажды в самом деле прошел сильный ливень, Ясень, к своему великому удивлению, зацвел душистыми и золотистыми, как та иволга, соцветиями.

Никогда прежде не был он так счастлив! Сердце его, которое справедливее было бы назвать сейчас сердцевиной, преисполнилось нежности и любви к этим беззащитным птенчикам, так доверчиво съежившимся у него в пригоршне, к пчелкам и бабочкам, собирающим нектар с его цветов, и даже к беззастенчивому хмелю, что так ловко обвил кольцами его ствол, карабкаясь к солнцу.

Никогда раньше не делал Ясень столько добра, никогда не чувствовал, как он нужен другим, - разве от одного этого не зацветешь, не почувствуешь всю полноту счастья!

И вот однажды опустилась на дерево сорока-белобока - и ну трещать, ну всех стращать: "Разлетайтесь, разбегайтесь, сторонитесь, хоронитесь, да побыстрее-поживее!.." Хвостом качнула и упорхнула.

Притихли деревья, смолкли птахи - в слух обратились. Промчались в страхе две косули, и Ясень увидел, что к нему приближается человек с топором на плече. То ли оглобля ему понадобилась, то ли журавль новый для колодца, а только прошел мужик мимо высоких разлапистых сосен, кряжистой темноствольной ольхи, миновал курчавые березки и остановился, подыскивая взглядом деревца постройнее да помоложе вроде Ясеня и остальных детей Ели...