Читать «Смотритель атракционов» онлайн - страница 7

— Эй, — растопыренная пятерня покачивалась перед моими глазами. — Самая высокая вершина в Пиренеях. Не помнишь?

Я не отреагировал. Меня не было в душной квартире. Меня овевал ветер, пронизывающий аллеи парка, а душу продирал холодок воспоминаний, уводящих в отключку.

Я не помню, как оно все происходило. Помню лишь, что мне удалось черкнуть острием по его горлу. Но он не умер. Просто улыбок стало две. Одна на лице нагловатая, с щербатыми зубами. Другая на шее — неправильная и от того еще более страшная, с выплывающими странными пузырями. Потом мне скажут, что я вогнал свой штырь прямо ему в глотку. Потом мне скажут, что у меня были сломаны два ребра и раздроблены четыре пальца на левой руке. Я не помню. Только удивляюсь, что изувеченная рука так и не выпустила бархатный мешочек с золотой надписью.

Когда еще жил мой почтовый ящик, в один из понедельников туда свалилась странное сообщение. Кто-то неизвестный писал, что я без всяких сомнений был прав: иным образом переступивших черту не остановить. Переступившие любят гуманизм, потому что именно он дарует им безнаказанность и позволяет творить любые пакости. Правило, которое я нарушил, — не догма, и человечество только тогда совершает скачок на новый виток спирали, когда кто-то шагнет поперек стереотипов.

Я мигом накатал ответ, но он вернулся с пометкой «попытка отправить письмо по несуществующему адресу». А потом и от почты отключили. Живущему на социальную помощь следует искать работу, а не тратить время на бесполезную болтовню.

Удивляюсь, что меня оправдали, хотя ни слова не сказали про главную гайку. Говорят, что охраннику повезло меньше. Но я не считаю, что мне повезло. Клеймо сталось навсегда. Клеймо человека, убившего ребенка. Говорят также, что депрессуха — это просто болезнь, которая лечится. Я пытаюсь верить, послушно глотаю таблетки, хожу на прием к психологам. Вот только стараюсь ходить как можно реже, чтобы не чувствовать эти презрительно-оценивающие взгляды, пытающиеся разглядеть потаенные срезы души. Вся социалка как раз уходит на лечение. А работать не получается. Человеку, который убивал, вряд ли достанется хорошая работа. Человеку, который убил ребенка, работу не предложат. Никогда. Вот так.

— Ну что, соплячок, согласен?

— Не-е-ет, — срежеща зубами, вступаю я.

— Че-его-о? — тянет сосед. — Ты там чего-то сказал? Ты там чего-то знаешь?

— Знаю, — упрямо твержу я. Начало положено, и я не собираюсь останавливаться.

— Да что может знать тот, кто убил ребенка?

Запрещенный приемчик. Я корчусь на полу, разевая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Только я не рыба. Я кричу на всю квартиру, на весь город, на всю вселенную. Когда теряешь близкого человека, то хочется вопить до разрыва барабанных перепонок. Кто знает, как хочется вопить, когда теряешь весь мир? Я знаю. Говорят, нервишки пошаливают. Говорят, это тоже лечится. Я верю, но ничего поделать с собой не могу.