Читать «Прими мою боль» онлайн

Юрий Щербатых

Юрий ЩЕРБАТЫХ

ПРИМИ МОЮ БОЛЬ

Жизнь есть жизнь,

Смерть есть смерть.

Что можно к этому добавить?

Добавим к жизни смерть,

Добавим к смерти жизнь,

И это все, что можем мы...

В.Абанькин "Пасьянс"

Последнее время все чаще и чаще Сергею снилась степь. Жаркая, еще не остывшая от дневного зноя ночная степь, прикрытая опрокинутой чашей звездного неба, пряно пахнущая полынью, чабрецом и тысячелистником. В это мгновения он явственно слышал шелест трав и стрекот цикад, нежно напевавших ему незатейливый мотив колыбельной песни. Когда к нему приходил этот сон, тело его, осыпанное золотым звездным дождем, расслаблялось, а все тревоги и боли минувшего дня мягко стекали в нагретую землю.

Но в эту ночь он не дождался уже привычного умиротворения. В картину донской степи отдельными грубыми мазками ворвались острые запахи сельвы, шум тропического ливня и голос, звавший его из забытья на чужом языке. Сквозь слепленные веки в слабом свете аварийного фонаря Сергей различил смуглую тщедушную фигурку, мнущуюся у входа в тамбур.

- Говори яснее, Хуан, - попросил он, уже окончательно проснувшись.

- Энрико лежит в ста шагах от лагеря на тропинке, ведущей в деревню. В него вселился дух горных болот, про которого рассказывал дедушка. Он красный-красный и зубы оскалены как у одержимого.

Часть сознания еще была покрыта сонным туманом, но руки уже сами застегивали "молнию" комбинезона и искали аптечку, а мозг лихорадочно пытался сообразить, что могло произойти с парнем в джунглях по пути в лагерь. Потом Сергей бежал, обгоняя Хуана, по тропинке, ведущей в деревню, и мокрые листья лиан хлестали его по лицу, прогоняя остатки сна. Испуганные лучи нагрудного фонарика метались по переплетенным ветвям, освещая что угодно, кроме дороги, и уже совершенно некстати в голове мелькнула мысль, что завтра воскресенье, а значит сеанс связи с домом... Он дважды запнулся о торчащие из-под земли корни, а когда хотел переступить лежащую на тропе лиану в третий раз, резко остановился.

То, что он принял за толстую, мокрую от дождя ветку, оказалось детской рукой, скрученной в предсмертном напряжении страшной судорогой. Сергей поднял скользкое, вдруг оказавшимся неожиданно тяжелым и уже начавшее остывать щуплое тельце на плечо, и побрел обратно в лагерь.

Через час, испробовав все возможные средства, он прекратил массировать сердце и отключил искусственное дыхание. Мозг был мертв. Он опоздал совсем немного. Бедный Энрико... Сергей хорошо помнил его черные любознательные глаза и способность задавать неожиданные вопросы. Тогда он так просился в лагерь, и если бы не его отец - суровый охотник-индеец, то мальчик мирно спал бы сейчас в соседней палатке, а не лежал на операционном столе, обезображенный страшной болезнью.

Сергей представил, как тяжело больной паренек сначала шел, а потом полз к ним сквозь ночные джунгли, облепленный пиявками и палой листвой, и зябко передернул плечами. Но что же это за болезнь? Багровая кожа... судороги... быстрый летальный исход от паралича диафрагмы и межреберных мышц... Довольно запоминающиеся симптомы, а на ум не приходит ничего похожего. Перебрав в памяти все известные ему местные инфекции, и не найдя ничего похожего, Сергей включил бортовой компьютер вездехода. Ответ, который он прочел на голубоватом экране дисплея, заставил тоскливо сжаться сердце. Во-первых, инкубационный период этой чрезвычайно редкой формы тропической лихорадки составлял всего два дня, а во-вторых, сыворотки от нее у него не было, так как последний случай подобного заболевания отмечался в этих краях лет двадцать назад. Сам-то он был привит от всей местной заразы, но вот деревня... они были практически обречены, особенно дети, у которых эта болезнь протекала особенно остро. И надо же было случиться этому в сезон дождей, когда вертолеты ржавеют в своих ангарах, а скрученные струи непрерывного ливня так переплетаются с лианами верхних ярусов леса, что трудно бывает разобрать, где кончается сельва и начинается небо.