Читать «Христос спускается с нами в тюремный ад» онлайн - страница 11

Снова прошло несколько дней, меня никто не беспокоил. Коммунисты меняли привычные полицейские методы, базирующиеся на убеждении, что шок после ареста должен заставить заключенного говорить. Они считали, что вначале важно "помариновать". Допрашивающий никогда не говорит то, что хочет. Он приближается к своей жертве исключительно для того, чтобы наводящими вопросами внушить страх и чувство вины. Пока человек ломает себе голову над причиной своего ареста, при помощи разных трюков создается напряжение: судебный процесс постоянно откладывается, прокручивается магнитофонная запись стреляющей роты, он слышит крики других заключенных. Постепенно рассудок теряется. Один неправильный шаг следует за другим, пока, наконец, изнеможение не заставляет его признать какую-то вину. Тогда допрашивающий становится вдруг сочувствующим. Он подает надежду и обещает, что конец страданиям наступит тогда, когда заключенный признает, что заслужил наказание, и все откровенно расскажет. Итак, через несколько дней, Аппель появился снова.

На этот раз он провел меня в комнату подвала, находившуюся в нескольких шагах от камеры. Он подал мне стул, предложил сливочную конфетку из своего портфеля, а сам сел на диван. Один из его коллег делал записи. Жуя, Аппель пункт за пунктом изучал мой отчет. "Мышление человека определяется его классом", - считал он. Так как я не происходил из пролетариев, то должен был иметь только реакционные взгляды. Я был убежден, что Аппель ни в коем случае не был пролетарием и указал ему на то, что никто из крупных идеологов партии не был рабочим: Маркс был сыном адвоката, отец Энгельса был фабрикантом, а Ленин происходил из дворянской среды.

"Не только взгляды человека позволяют определить его классовую принадлежность", - продолжал я.

"Какие отношения у вас были с господином Теодореску?" -прервал меня Аппель.

"Теодореску? - повторил я. - Это очень распространенная фамилия. Какого Теодореску Вы имеете в виду?"

Но Аппель не ответил мне. Вместо этого он перешел к дискуссии о Библии, и, особенно, о пророке Исайи относительно прихода Мессии. Время от времени он неожиданно называл мне имена людей, которые помогали мне распространять Евангелие среди советских солдат, и тех, кто на общественных началах работал во Всемирном совете церквей. Эти выстрелы мне казались случайными. Аппель был всегда вежливым и никогда не настаивал. Казалось, что он больше интересуется моей реакцией на неожиданные вопросы, чем моими ответами. Через час меня доставили назад в мою камеру.

Что все это могло означать?

Однако, это была всего лишь начальная стадия долгого процесса. Заключенных было куда больше, чем обученных инквизиторов. Их было немного. Тем не менее, каждый день новые сотрудники обучались советским методам. По крайней мере, у меня было время подготовиться к тому что должно было наступить. Я очень обрадовался, когда парикмахер во время моего бритья шепнул мне, что с Сабиной все в порядке. Она продолжала наше дело. Я почувствовал такое облегчение, которое трудно передать словами. До этого я был уверен, что моя жена тоже арестована, а Михай, мой мальчик, обречен на голод или в лучшем случае предоставлен на милость соседей. Теперь я мог рассказывать о своей духовной жизни столько, сколько того пожелали бы допрашивающие. Ни о чем другом я говорить был не намерен. Одно лишь высказывание о друге, побывавшем однажды на Западе, могло привести к аресту семьи этого человека, а его самого подвергнуть жестокому притеснению.