Читать «Эссе 1994-2008» онлайн - страница 295

Belle?poque одержима жаждой уничтожения и смерти. Старый мир нелеп, новый - кровожаден. К 1914-му все были хороши, так что и столетие породили соответствующее, чтобы на своем исходе, смешав модерн с модернизмом, XX век превратился в абсолютную гламурную галиматью. Которая и торжествует в новой belle e/poque начала XXI. Интересно, она тоже будет переживаться как потеря сладко зудящего фурункула?

I love America

Новый Свет. Три столетия искусства

Аркадий Ипполитов

Сложнейшие чувства связывают Старый Свет и Свет Новый. Само противопоставление слов «старый» и «новый» создает тучную почву для бесчисленных комплексов вокруг молодости и старости, наследника и предка, будущего и прошлого, здоровья и болезни, цветения и гниения. Разборка детей и отцов на межконтинентальном уровне. Политика, густо замешенная на фрейдизме, хотя известен анекдот, рассказанный Фрейдом в «Толковании сновидений», о том, как на лекции одного австрийского психоаналитика американская дама встала и с возмущением заявила, что его выводы основываются на австрийских снах, а в Новом Свете никому ничего подобного не снится.

Что же снится Новому Свету? В сфере деятельности человеческого духа, занятой созданием снов и сновидений, никто не может чувствовать себя уверенным. Свои-то сны мы забываем, а уж что снилось человечеству до доктора Фрейда, представить крайне сложно. Сложно, но возможно. Ведь на самом деле живопись всегда была заменой памяти и, следовательно, материализацией сновидений. Как во сне мы можем чувствовать себя вновь детьми и видеть живыми умерших, побороть время и пространство, так и живопись предоставляет человечеству ту же самую возможность. В какой-то мере любая картинная галерея - демонстрация впечатанных в вечность сновидений.

Так вот, посмотрев выставку живописи Нового Света, убеждаешься, что американская дама была права. Все американские сновидения, выставленные в Пушкинском музее, просты, чисты и однозначны: портреты, пейзажи, жанровые сценки. Ни мифологии, ни символизма, ни кошмаров, ни сладострастных наваждений. Все очень скромное и опрятное: расшитые камзолы XVIII века, строгие лица первых переселенцев, милый уют с черными рабами, капуста на рынке в Сан-Франциско, элегантные ньюйоркерши в туалетах belle?poque около дорогущего китайского фарфора, ковбои, романтично бредущие по осеннему снегу с чувством одиночества вдвоем, хотя «Горбатую гору» они пока еще не посмотрели. На редкость здоровенькое искусство. Так, во всяком случае, представляет первые два столетия американского искусства пушкинская выставка, претендующая на объективность.