Читать «Эссе 1994-2008» онлайн - страница 230

Аркадий Ипполитов

Впереди же, под роскошным балдахином, несомым пажами в военных шароварах защитного цвета и высоко зашнурованных ботинках, шествовал сам король под руку с мулатом Сашей в белом смокинге. За ними - известный Критик в зеленых ажурных чулках, шортах из шотландки и черном кожаном бюстгальтере, усыпанном стразами, вместе с великим Художником. Художник в данный момент находился в образе матери Терезы и был облачен в белый чепец и глухое серое платье сестры милосердия, сзади вырезанном так, что полностью была видна его задница, несколько похожая на колышущееся желе, дня два забытое на кухне. Над задницей, на тонкой невидимой проволочке поднимался трепещущий нимб из старинного тусклого золота, а за задницей валил весь блеск мирового сообщества.

Ленточка перерезана, и вот «Все и Ничто» предстало перед глазами восхищенной публики. Не поморщившись, король заметил боковым зрением, что фрески Абильгора забелены, но все вокруг говорили: «Ах, какая красивая пустота! Как чудно все сделано! Какой роскошный Проект!». Ни единый человек не сознался, что ничего не видит, никто не хотел признаться, что он глуп или что он не в дискурсе. Ни одно событие в городе не вызывало еще таких восторгов и он немедленно был признан культурной столицей Европы.

- Да ведь здесь же ничего нет! - закричало вдруг какое-то дитя.

Дитя тут же получило стипендию в Институт Психоанализа имени Зигмунда Фрейда, и с тех пор о нем больше никто не упоминал.18.07.2005

«Разве влюбленная женщина бывает толстой?»

Лучшая русская выставка последних лет посвящена Венеции

До чего же, все-таки, субъективна художественная критика! В Михайловском замке в Петербурге прошла выставка во всех отношениях замечательная, «Ремесло и мода в Венеции XIII-XVIII вв.», а все средства массовой информации уделили ей внимания не больше, чем требует элементарная вежливость. Выставка, при этом, одна из лучших, что вообще были в России за последние годы, и она может служить образцом работы «кураторов», о чем последнее время так любят трубить наши СМИ. Но нет, вылезет какая-нибудь трясогузка с очередным «проектом», и все тут же начинают ворковать про «глазки и лапки, глазки и лапки, и полосочку узенькую-узенькую», а что нам Венеция, кому она нужна, с ней никто лично не знаком.

Венецианская выставка, сделанная банком Casa di Risparmio и музеем Палаццо Мочениго, как раз и повествует о глазках и лапках. Но как! Замечательно на выставке то, что предметы, на ней представленные, не собрание шедевров, а почти заурядные бытовые вещи, не относящиеся к разряду «сокровищ». Ботинки, пуговицы, камзолы, образчики тканей, вывески цехов и магазинов, обыкновенные приметы повседневного быта скорее буржуазного, чем аристократического. Однако, собранные в витринах, напоминающих старинные торговые киоски на пьяцца Сан Марко, все эти мелочи, как в красочном калейдоскопе, столь разнородные, столь пестрые, и столь незначительные по отдельности, образуют удивительное единство мифа Венеции, пьяняще пленительного и неуловимого, как отражение в воде. Чего только стоят два мотка шелка, выставленные в отдельной витрине, один - цвета увядшей розы, второй - оливково-зеленоватый, с тончайшим серебряным отливом изнанки цветочного лепестка. Табличка скупо поясняет, что эти шелка «самых модных цветов в Венеции XVIII века», но за этим немногословным объяснением сразу же встает образ города, где царит карнавальная атмосфера, отменяющая все социальные различия и запреты, где азарт и корыстолюбие обволакиваются романтичной вседозволенностью, страсть к деньгам сливается с головокружительными любовными приключениями, и где гедонизм перманентного маскарада окрашен чудной меланхолией, придающей радости высший смысл, схожий с печалью. Дамы в кринолинах и черных полумасках, слегка заслоняющие свои речи кружевными веерами, зловещие фигуры в черных домино и бледных баутах, как назывались длинноносые маски, специально одеваемые для посещения Ридотто, запах золота и удачи, анонимная вседозволенность, все это томительное очарование Венеции последних ста лет ее существования, проникнутое остроумием, роскошью и сладострастием, витает в пространстве выставки, и сообщает всем мелочам прелесть жизни, прошедшей очищение временем.