Читать «Семнадцать мгновений Москвы» онлайн - страница 10

Поэты и поклонники набились в какой-то дальний каземат, куда я не смог протиснуться. Пришлось стоять в проходе, поминутно получая тычки. В самом каземате какие-то девушки неестественными голосами читали толпе свои стихи. Общая их интонация была такая, что я понял: мир – это мерзкая и гнусная клоака, в которой страдают, смердят и гниют заживо эти самые девушки, тоже, кстати, мерзкие, гнусные и полуразложившиеся от пороков. Еще в стихах как россыпь шариков пинг-понга многозвучно цокали аллитерации и подвывали ассонансы. Метафорика была столь изысканно-уродлива, что на ее фоне «Цветы зла» почти не отличались от «Дафниса и Хлои».

Я бы не сказал, что публика корчилась от отвращения или стонала от восхищенья. Реакция была как на нечто привычное. Из центра зала, из-за стола, где громоздилась подвыпившая компания, время от времени раздавались насмешки. Ведущий вечера одергивал распоясавшихся. Девушки-поэты на насмешки не огрызались, как положено поэтам, а тривиально обижались. Какой-то пожилой мужчина сердито протолкался к выходу с видом мэтра, которого эта неотесанная деревенщина даже не может признать. Рядом со мной люди приходили и незаметно уходили. Наиболее деликатные перед уходом вытягивали шеи и глядели поверх голов, словно им обязательно надо было хоть раз увидеть поэтов, чтобы запомнить навек. Негромкие переговоры вокруг в основном касались тем «где такой-то?» и «ты потом куда?». Невидимый мне ведущий что-то вещал о поколении «после «Вавилона»», а я и про поколение до него не слыхал. Мне стало не интересно, потому что собственно поэзии здесь я так и не встретил. Одно только самовыражение – и говорящих, и слушающих. А быть единственной внимающей публикой среди самовыражающейся творческой молодежи мне и раньше делалось скучно.

В трапезных, мимо которых я прошагал на выход, уже сдвигали столы в общую кучу, а среди сидящих и пьющих наиболее горячие уже стаскивали через голову свитера и кофты. Судя по мату и веселью, если здесь и была поэзия, то в духе простоты и скабрезности Вийона. В общем, тематически другая, чем на вечере. Я ушел – и не увидел самого интересного. Мне только потом рассказали, что произошло.

Этот загадочный человек, придумавший «Пироги», все-таки пришел и прочитал стихи. Свои строчки, присылаемые «сэмээсками», он нахально читал прямо с экрана телефона. Вот это была сила. Жаль, что я не увидел. Девушки-поэты до такого жеста не дотягивали даже вместе со своим апокалипсисом.

 А с другой стороны… Уйти меня обязывала стилистика, которой я тут облучился. Ведь все самовыражаются, и я тоже должен. Если уж мне скучны девушки-поэты и конец света, если я ничего не знаю о современной поэзии, а представления о поэтических вечерах в ресторанах у меня не идут дальше хрестоматийной «Бродячей собаки», то и самовыразиться я могу лишь по-провинциальному глупо: просто уйти. Ладно хоть еще дверью не хряснул.

Потому что не было здесь никакой поэзии, никакого искусства. На узких просторах помпезного Третьяковского проезда был вызывающий перформанс человека здешнего круга – сам ресторан «Пироги». А начинкой пирогов здесь были маленькие перформансы пришедших на поэтический вечер. Эдакая матрешка масштабов. И мне не хочется узнавать, каким по счету я могу здесь быть вкладышем.