Читать «Эпопея забытых» онлайн - страница 7

В житье под ярмом он втянулся, как в пьянство.

Со злом примирившись, терпел он тиранство,

что, разум туманя в народе простом,

сравняло людей с бессловесным скотом.

Привыкшие жатву кончать до Петрова,

потом мы Георгия справим святого,

чтоб после, в сочельник, колоть поросят...

Но страшные муки народу грозят!

Тираны шалели, убийства суля,

от свиста булата стонала земля,

ее каждодневно в горах и долинах

пятнали враги алой кровью невинных;

обобран торговец, изранен другой,

вон пахарь с разбитой лежит головой,

отец семерых. Нынче крыша сарая

и мельница завтра пылает, сгорая.

Поборы и подать, разбой, произвол!

Без крова бедняк, а у пахаря вол

уведен. Нет средств от турецкой напасти,

продажность в судах, и оглохшие власти!

И не было выхода. Тяжек был путь.

Тянули рабы, пока в силах тянуть.

И совесть ничью уже не возмущала

та жизнь, что в неволе немой прозябала.

Ни слово свободы, ни ярости клич

до слуха рабов неспособны достичь!

Три года, как Левский угас среди бури.

Народ задремал. Под наметом лазури

раскинулись в рабстве родные края,

у Бога пытая: «Свой гнев затая,

как долго в ярме быть? Бренча колокольцем,

подобно скотине пастись нам под солнцем,

что сумрак не в силах развеять ночной?

Доколе дремать нам, господь всеблагой?»

звенело в просторе извечном и чудном...

Народ спал по прежнему сном беспробудным.

И как-то Каблешков пришел сюда вдруг,

явился — и все взбудоражил вокруг.

И дело, и слово упало, как семя,

на землю, что жаждала воли все время,

везде прогремел тайный зов боевой,

страну пробудил этот голос живой.

Проснулись, воспрянув, как лес пробужденный,

все души живые, мужчины и жены,

все — вплоть до былинок в просторах полей, —

людские сердца застучали сильней

от чувства — умам недоступного косным,

и рабское иго вдруг стало несносным;

героем себя ощущает любой

и пламя идеи влечет за собой.

Наполнены души порывом и жаром,

решимость приходит и к юным и к старым,

в домах и в лачугах — и ночью и днем —

сердца полыхают свободы огнем,

и каждый хоть что-нибудь жаждет свершить,

стыдясь, что так долго мог в путах прожить!

Вокруг все кипело. Великое слово

звучало, в сердцах отдаваясь сурово,

и люди горели, дремоту кляня,

их души пылали пожарче огня.

Усилия, мысли и чувства хотели

к одной устремиться заветнейшей цели,

все преобразилось за несколько дней,

родимых отец не узнал сыновей.

И юность, забыв о веселых забавах,

сбиралася тайно в тенистых дубравах

на сходки... И даже сапожник простой,

про шило забыв, подбородок рукой

своей подперев, впился взором в газету,

и сердце его было страстью согрето.

И скромный учитель, ведя свой урок,

порою ронял, что «тиран наш жесток»,

а также не раз поминал он «свободу».

И время, и сердце, и синь небосвода

к борьбе призывали, к борьбе роковой,

и не было речи о доле другой.

Вражда прекратилась. Любовью бескрайной

мы связаны были и общею тайной;

и каждый был друг тебе, каждый был брат.

Забыли о горечи прежних утрат,

о зависти злобной, о давних раздорах,

и каждый был каждому близок и дорог, —

сдружились друзья и, посмевшие сметь,

готовились в бой не на жизнь, а на смерть.

И общая цель и единое дело

очистило душу и сердце согрело.