Читать «Ташкент» онлайн - страница 80

Женщины его боль почувствовали, и кое-кто даже всплакнул, честное слово, есть ведь такая особая порода сочувствующих — копнут чужое горе и прослезятся; дурень, сказали, что ж ты дал ей уйти, если так умирали, нравились друг дружке если, — поскольку увидели, что он сидит в купленном ею костюме и будто бы курит; дела у него от самого Нав-урта до самого Ташкента по всему свету разбросаны, а сердце, как собака, возле ног цатеровской временной жены, потому что в ней, а не в матери, и не в бедной безвременно умершей Вардо было столько любви и жалости, и не в Шушан, и не в ком-нибудь ещё — только она поняла, что человек должен и для себя жить, за её короткое временное пребывание стало понятно, что в этом мире все мы люди, все мы хотим хорошо одеваться, обманывать и обманываться, и чтобы праздник был и праздничная маета, этот святой хлеб свидетель, честное слово. Вытерли глаза, сказали: «Если ты столько понимал, что ж ты её отпустил». Сказал: «Удержать, чтобы в этой дыре нашей задохнулась?» Сказали: «Мог удержать и не удержал или же не смог и оттого локти кусаешь?» Эх ты, вот уж действительно Пыльного Никала сын. Он им ответил: «Мир, он не по нашему желанию, откуда нам знать сегодня про то, что будем думать завтра».

Влюблённые в его жалкую красоту, они ещё и рассуждения его по достоинству оценили. Наконец выдали ему деньги, отпустили парня. Он купил в магазине килограмм шоколадных конфет для них, себе бутылку водки взял и в сопровождении собак спустился из Овита. Над прибрежными яблоневыми садами возвышался ватиняновский родник-памятник в виде арки, прямо напротив Красного Дерева стоял, родник-памятник и Красное Дерево смотрели друг на друга, потягаемся, мол, поглядим, кто кого переживёт, чей хозяин возьмёт верх, кого больше будут вспоминать и благословлять в народе. В годы большого тифа Ватинян Шакар убил брата Ватиняна Сандро, ревкомовца, убил, чтобы завладеть его женой, убил, засунул тело в дупло грушевого дерева и решил, что, ежели не найдут, припишут дело разбойникам-качагам, дескать, мстят Ватинянам за их родовую партийность, а ежели найдут, вина падёт на данеланцевского мельника, единственного жителя ущелья; и как и было предусмотрено, данеланцевская мельница и мельник были стёрты с лица земли конным отрядом Ватинянов, но Сандро в конце концов распутал дело и Ватиняна Шакара участь была решена, шакаровских же сирот Сандро вырастил, дочку замуж выдал, парню хорошее образование дал и на должность в городе устроил, и, как все Ватиняны, как весь Овит, шакаровские наследники называли Сандро отцом, а то грушевое дерево с дуплом Сандро велел данеланцевскому сторожу ошкурить и покрасить ярко-красной краской, и стоит оно, высокое и страшное, в старом яблоневом саду, и особенно жутко сверкает в серый пасмурный день — как в старых сказках, а шакаровский наследник, который в равной степени наследник Сандро, начальником каменоломен работает, красный гранит производит — во всей республике и на всём Кавказе, и во всём Советском Союзе нет такой весомой могилы, которая бы без его участия создавалась, камень с буханку, говорит, тысячу стоит, но Сандро он, как и раньше, отцом величает и, когда в село приезжает, только у него за стол садится, между ними царит старое родовое их согласие, но и скрытая вражда проглядывает — наследник сам большой человек уже и в убийстве отца участие Сандро подозревает, а может, в глазах наследника и Сандро и Овит отжившими кажутся, и он хочет родовой свой центр переместить в Завод; как бы то ни было, Сандро сузил раскосые свои гляделки и поджал хвост: «Хочешь, спалим грушу, не будет больше глаза мозолить?» Чтобы Сандро поджал хвост? Нет, просто испытывает. И наследник ответил: «От бедного дядюшки одна только эта груша и осталась, зачем рубить, пусть стоит сколько может». Наследник перед красным гранитным алтарём семнадцать грузовиков бетона ссыпал, громадный постамент бетонный сделал; чтобы выпить воды, надо наклониться, а кто хочет из чаши пить, для этого специальный ковш из нержавеющей стали имеется. Наследник особого человека в Таганрог отправил, там отлили.