Читать «Руслик и Суслик» онлайн - страница 17

И Борис, как юный пионер, идет к Володе с Катериной, идет, чтобы пресечь сплетни.

Катерина говорит ему, что это вовсе не сплетни, а естественный факт новейшей истории. И вообще, Ксения по-прежнему не дает ей прохода.

И получает пощечину.

Володя бросается защищать свою даму и получает пулю в лоб.

Борис, сраженный содеянным, приводит наследственность в исполнение. Убивает себя выстрелом в висок.

Все! Цель достигнута! Ксения одним ударом расправляется со всеми...

И, торжествующая, идет к подруге.

Катерина, увидев ее, все понимает.

Или Ксения говорит: "Вот, Катюша, теперь никого между нами нет. И никто теперь не скажет тебе: Или я, или она!"

Катерина, естественно, устраивает истерику с ревом, царапаньем и непродуктивным мордобоем: "Я тебя посажу, сучка! Я тебя посажу! На десять лет ковырялкой станешь!"

Ксения пугается.

"Посадит, не посадит, а сплетнями обложит – не отмоешься".

И уезжает в затерявшийся в сибирской тайге городок и выходит там замуж. Не за первого попавшегося человека, а за сына крупного чиновника, контролирующего и прокуратуру, и милицию...

Черт! Как все ровно складывается. Надо держать язык за зубами. Убьет еще.

Бог мой!! Она ведь недавно говорила, что у нее хранится пистолет Глеба! Я еще сказал, что лучше бы его сдать куда надо или свекру отдать. Дети ведь в доме, мало что может случиться.

А она, темно усмехнувшись, покачала головой...

Нет, не надо ничего ей рассказывать.

...Почему мне встречаются такие люди?

Впрочем, ничего странного. Нормальные люди тянутся к нормальным, а мы, ненормальные – к ненормальным. Тянемся, потому что норма нам скучна.

Норма скучна.

Скучны душевное здоровье и плюшевые стереотипы.

Любить женщину, у которой такое прошлое – это подарок судьбы... Господи, до ее прихода еще целых шесть дней... Как я их переживу?

Чернов заснул, обнимая подушку Ксении. Ему снился ее тонкий запах...

* * *

Это случилось, когда Борис учился на последнем курсе. Никаким "Белым Орлом" еще и не пахло.

Он ушел к любительнице Бодлера и Бродского. Она поила его кофе с лимоном и рассказывала о художнике Модильяни. Как Анна Ахматова бросала ему охапки красных роз в окно, как он валялся пьяный в людных местах, валялся, чтобы, наконец, заметили, чтобы сказали: "Смотри, смотри, вон Модильяни"; как на следующий день после его смерти в больнице для нищих, Жанна Эбютерн, его бедная супруга, выбросилась из окна, выбросилась беременной, выбросилась, не в силах вынести жизнь без Моди.

Сердце Ксении сжалось. Из подруги льва она превратилась в волчицу. Стала резче, стала красивее.

И приручила лыжника Диму.

Борис увидел их на вечеринке. Она, в черном коротком платье, сама принцесса Греза на шпильках, глаз не сводила с Димы. И танцевала только с ним.

Дима важничал. Он был король.

Борис злился – его фифочка в перекосившемся свитере, фифочка, не умеющая толком подмыться, не шла ни в какое сравнение с девушкой, ни на шаг не отходившей от этого напыщенного пижона.

В точно выбранную минуту (фифочка рассказывала: "И представляете, когда Бодлеру было одиннадцать лет, мать взяла его за руку и отвела в интернат. По дороге он горько плакал: "Мама, мамочка, таких, как я, нельзя отдавать в детский дом, понимаешь, нельзя!"") Ксения посмотрела Борису прямо в глаза.