Читать «Виньетки к Достоевскому» онлайн - страница 9

Так вот, зачем умирать посреди столь бурной деятельности? Зачем умирать. В здравом рассудке, выбрав предварительно место (“точно зверь, который непременно место себе выбирает… в подобном же случае”.) И еще этот страх вода. (“Никогда в жизнь мою не любил я воды, даже в пейзажах… “) Водобоязнь… Точно ли вы не бешеный? А если и бешеный, то что это меняет? (Хотя нам дело облегчает чрезвычайно.)

Дорогой Аркадий Иванович, вопрос о привидениях, судя по всему, придется разрешить в вашу пользу: вы ведь уже не кривляясь, наедине с собой их поминаете. (“Ведь вот, Марфа Петровна, вот бы теперь вам и пожаловать, и темно, и место пригодное, и минута оригинальная. А ведь вот именно теперь-то и не придете…”.) И насчет Родиона Романовича вы совершенно правы оказались, большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, (“а теперь слишком уж жить ему хочется”.) И насчет вечности — у, печально даже помыслить, что и в этом вопросе ваша возьмет. (Но представьте, Аркадий Иванович, вдруг вашему автору Аркадия представлялась точно такой, как вам — вечность, ведь намекали же люди посмелее, будто подпольный человек — почти что автопортрет с зеркалом.)

И с запиской этой история до чего странная. Вообразите, Порфирий Петрович Раскольникову накануне что говорит: на всякий фантастический случай, говорит, если ручки на себя поднять придет охота, оставьте краткую, но обстоятельную записочку — так, две только строчечки, и об камне, под которым награбленное лежит, упомяните. (А вы бы с ним сошлись, с Порфирием-то, жаль, не довелось встретиться. И почему, кстати сказать, не встретились — здесь, в этой чрезвычайно жарком июле, когда каждый встречается с каждым? Прекрасная пара… то-то у Раскольникова мелькнула мысль убить “кого-нибудь из этих двух”.)

Да, предупреждает Порфирий Раскольникова, а записку оставляете вы — конечно, без подробностей, могущих заинтересовать уголовную полицию. Занятно, да? Знаете, Аркадий Иванович, мы в школе сей предмет так и трактовали: вы и — простите — Петр Петрович Лужин суть пародии, с двух сторон, на Родиона Романовича, на арифметику его и на теорию героического права, сиречь вседозволенность. А вы-то, наверное, полагаете, что это Родион Романович — пародия на вас? Что ж, он тоже простодушный молодой человек — в другом, правда, роде, самолюбивом, и до вас ему бесконечно далеко, хотя много на себе перетащил юноша, по вашему же замечанию. (Да не удивительно ли, что вы и Порфирий Петрович отзываетесь о Расвольникове одним странным словом, придумали же, “перетащить”! И такой же Порфирий напоказ буффон, совсем как вы, тоже, кстати, не пьет — а ведь не к добру это в навек климате — и тоже недавно вздумал уверять, что женится, что все уже готово к венцу; платье даже новое сшил. Ни невесты, ничего не бывало: все мираж!)