Читать «Крутой лед» онлайн - страница 4

Часам к одиннадцати я вылез на перевал. Здесь гулял ветер, завывая между жандармами, и на меня яростно брызнуло своим светом солнце. На седловине гладким зеркалом отражало небо крохотное озерко. Мир был свеж и нереален. Ребята, поднимавшиеся по кулуару, скрылись за массивом “Маяка”. Я мысленно пожелал им удачи, и постарался забыть, - у нас были разные цели, и нужно было думать только о себе, сжатом тисками одиночества. Когда они вылезут на свою вершину, то непременно увидят меня.

Вниз уводил узкий скальный кулуар, покрытый в нижней части льдом. Я приспустился немного по мелкой осыпи, а затем, перебросив веревку через скальный выступ, скатился по льду до конца скал, где кулуар выходит на ледник. Там я смаркировал веревку, и почти бегом помчался вниз по мягкому снегу, легшему на ледник Восточный Орджоникидзе дня три назад.

Давно миновало то время, когда я, преодолевая свой страх, делал первые шаги в альпинизме. Порою мне кажется удивительным то, что я остался жив, хотя - можно сказать - я сделал все, чтобы этого не случилось, и уже много раз должен был погибнуть, ошибившись где-нибудь в самом простом месте. Возможно, что после, вспоминая это восхождение, я буду точно так же поражаться своей удаче и счастливой звезде, и с недоумением спрашивать себя, откуда во мне хватило нахальства отважиться на такую дерзость. Когда я совершил свое первое одиночное восхождение (небольшой скальный пик в горной системе Кодарского хребта), я шагнул в недоступный раньше мир, в котором риск - твой обычный, набивший оскомину спутник и собеседник, и где каждая мысль, каждое действие совершаются только в первый и последний раз. Потому что все, что с тобой происходит - бесповоротно. И с годами я все отчетливей с болью понимаю, что так будет всегда. До восхождения и первое время после него, когда в голове еще бродит пьянящий ветер азарта, все эти страхи кажутся несущественными, но, отдаляясь во времени на трезвый суд опыта, они лишь отчетливей и больнее выпячиваются, стараясь подчас вывернуться наизнанку. И тогда у меня остается лишь чекушка водки, да гитара в руках, которой единственной я могу отдать свою пошлую тоску.