Читать «В сказке можно оказаться» онлайн - страница 5

Голос Маришки был спокоен, а в глазах я прочитал удивление.

- Папа? Что такое папа?

Я смутился и обругал себя за бестактность. Но все-таки Маришкин вопрос прозвучал странно.

- Ну, папа, твой папа...

- Мой? Я тебя не понимаю. Расскажи, что такое папа.

Ну и задачку задал я сам себе. Но Маришка смотрела пристально и надо было отвечать.

- Папа... Это такой человек, взрослый человек, мужчина...

- Мальчик?

- Не мальчик, мужчина.

Я по глазам видел, что Маришка не понимает. Но как можно не понимать таких элементарных вещей. Есть мама, есть папа, что тут непонятного? А Маришка не понимала.

- Мужчина - это большой мальчик. Вот я - мужчина.

- Ты - папа? - в глазах Маришки горел огонек интереса.

- Да, у меня есть дети.

- Мой папа?

- Нет, Маришка, - я смутился, хотя Маришкин вопрос был по-детски прост и наивен, - я не твой папа.

- А... - кажется, девочка разочаровалась.

- Больших мальчиков в нашем городе нет, - сказала она вполне безразличным голосом, - только маленькие.

- Почему? - я искренне удивился.

Маришка ответила так же безразлично и как-то заученно, словно отвечала вызубренный урок.

- Все большие мальчики строят другой город, еще больше, чем наш. Очень далеко.

Я вспомнил:

- А старики? Ты говорила, что у вас живет один.

Я хотел добавить про гирю. Не старик же ее бросил в нас из окна. Так легко, словно пушинку. И не ребенок. Потом вспомнил этих, Болотного Хозяина и Глаз Улицы, и спрашивать не стал. Мало ли какой нежити не дает покоя проходящий под окнами живой человек.

Маришка ответила:

- Да, старики живут. Они очень старые, их мало. Мама говорила, что они никогда не умирают. Маленькие умирают, а старики нет.

- А мама у тебя кто?

- Она мама.

"Странная у меня спутница. А город у них действительно паршивый. И даже не в памятниках и не в оживающих мертвецах дело. Что-то за всем этим стоит. Что-то большее, чем видится глазами. И глубже, и страшнее. Какой-то излом, "Трещина", - вспомнил я и повторил про себя: "Трещина. На всем, даже на этой девочке".

- А твоя мама, у нее только ты или у тебя есть братик, сестра?

- Что это, братик, сестра?

Опять тупик. Я попытался обойти его стороной.

- В вашем классе, ты говорила, три девочки, у каждой есть мама...

Маришка не дала мне договорить. Она даже рассмеялась от моей глупости. Я заметил, что серебряный ее смех гаснет, едва начавшись. Словно бы маленький колокольчик после первого удара опустили в воду.

Словно она стеснялась своего смеха и, не дав набрать ему силу, глушила его намеренно. Или боялась.

- В классе у нас мама одна. У всех одна.

Маришка говорила, словно выговаривала мне, повторяя на редкость непонятливому ученику само собой разумеющееся. Голос ее при этом сделался нарочито строгим, как у взрослой. Она пыталась нагнать на себя строгости, наверное, повторяя манеры какой-нибудь из своих воспитательниц. Но голос девочки скоро не выдержал этого тона, потончал, и ока спросила уже как обычно: - А что. Сысгет м?м несколько?

- Нет, наверное, не бмвгет.

Мне не хотелось ей говорить, как бывает у нас, в той сказке, из которой я появился. Я бы мог ей рассказа гь многое, но Маришка не была особенно любопытной, да и мне говорить не хотелось. "В чужой монастырь со своим уставом не лезут", - это правило я помнил твердо.