Читать «С.М. КИРOB Избранные статьи и речи 1916 - 1934» онлайн - страница 14
Д. Чугаева и Л. Петерсон.
Накануне империалистической войны 1914–1918 годов терское казачество владело 60 % годной для обработки земли, в разное время отнятой казаками у горцев. По официальным данным за 1916 год, на одну мужскую душу казачьего населения Терской области приходилось 14,4 десятины земли, на горца — всего около 4 десятин, большая часть которых была негодна для обработки. Значительную часть населения составляли крестьяне, так называемые «иногородние», которые, как правило, своей земли не имели, а арендовали ее у богатых казаков на кабальных условиях или батрачили у этих казаков, подвергаясь жестокой эксплоатации. Особенно тяжело было с землей в горной Чечне, горной Осетии, Ингушетии и Дагестане.
Вообще казаками были заняты лучшие, плодороднейшие земли, а худшие — каменистые, малодоступные, с трудом поддающиеся обработке, — были оставлены горской бедноте.
К тому же казаки были освобождены от налогов, и вся тяжесть обложения падала на горцев, которые официально на чиновничьем языке именовались «проживающими на территории Терского казачьего войска».
Неуклонно проводя руками казаков и чиновничества политику ограбления горских народов, царское самодержавие оставляло их в полной темноте и невежестве. Своей письменности у горских народов не было. Грамотность же на арабском языке была, конечно, недоступна огромному большинству населения. Как правило, грамотными (и то относительно) были только муллы. Например, в Чечне грамотных насчитывалось менее 1 % (0,8 %) всего населения.
Загнанные в горы «туземцы сельского сословия», как именовали горцев на своем суконном языке царские колонизаторы, вынуждены были искать какого-то выхода, так как земли местами нехватало для пятой части горского населения. Местные кустарные промыслы, и без того слабые, приходили в упадок, не выдерживали конкуренции с развивавшейся в России крупной промышленностью. Горцы массами уходили на отхожие промыслы, где выполняли самую грубую, черную работу.
Но в горах все же оставалось слишком много людей, у которых не было порой даже кукурузной лепешки. На казачьи станицы никогда не прекращались набеги, в горах никогда не прекращалась вооруженная борьба.
Казацкие атаманы и местные власти, конечно, не оставались в долгу, жестоко расправляясь с попавшимися им в руки участниками лихих набегов, отправляя их массами в тюрьмы и на каторгу. Но никакие кары и насилия не могли сломить и укротить горцев: борьба, то несколько затихая, то усиливаясь, фактически продолжалась беспрерывно.
Столкновения были не только с казаками, но нередко и с соседними горскими народами — из-за земли и из-за горных пастбищ. Нападения, угон лошадей и скота, убийства были заурядным явлением.
Исконная политика всех поработителей — «разделяй и властвуй» — усердно проводилась и здесь. Русские власти, воспитывая казаков в фанатической ненависти к горцам, в то же время усиленно разжигали антагонизм между отдельными горскими народами.
На фоне этих чрезвычайно сложных и обостренных межнациональных отношений особое значение приобретало классовое расслоение, сказывавшееся более или менее отчетливо у всех национальностей. Среди казачества был изрядный слой бедноты, терпевшей притеснения от сановной и богатой казачьей верхушки. Русские крестьяне, так называемые «иногородние», ненавидели богатых казаков — своих алчных эксплоататоров.