Читать «Пессель М. Заскар. Забытое княжество на окраине Гималаев» онлайн - страница 38

Вместо того чтобы спуститься на равнину, мы обогнули ее с севера, идя по тропе над рекой. Лобсанг показал мне рощицу деревьев, окружающих старейший монастырь княжества — Сани. Именно там в XI веке жили известный буддийский монах Панчен Наро и святой бодхисаттва (лама) гуру Римпоче, основатель ламаизма, известный также под именем Падмасамбхава. Я с сомнением заметил, что мне довелось посетить добрую сотню храмов и монастырей, где он якобы жил, некоторые из них находились в глубине Бутана, а другие — в противоположном районе Гималаев — Мустанге.

Ощутив мой скептицизм по отношению к монастырю Сани, Лобсанг бросил на меня укоризненный взгляд, подвел к небольшому чхортену, утыканному молитвенными флажками, сдвинул в сторону камень и с гордостью показал след человеческой ступни, отпечатавшейся в скале.

— Этот след, — сказал он, — оставлен гуру Римпоче! [45]

Он добавил, что святой оставил отпечаток ноги, когда покинул монастырь и вознесся к месту своего затворничества — пещере, находившейся высоко над нашими головами. К удовольствию Лобсанга, я внешне выразил свою заинтересованность этим сообщением. Мне стало ясно, что ничего не добьюсь, если откажусь принимать все на веру без лишних споров. Было очевидно, что заскарцев не понять, если не видеть чудес и призраков там, где их видят они. Общение с людьми наладится лишь в том случае, если я тоже поверю в духов.

Обычно мне нужно не меньше недели, чтобы забыть о своих привычках рационального человека Запада и перестать искать объяснение каждой несуразности. Лобсанг со своей стороны считал смешной и нереальной скучную статистику, в которую слепо верим мы. Нам часто бывает затруднительно проверить некоторые факты, но мы в них верим. Так и я старался поверить в чудо отпечатка. В конце концов гуру Римпоче и Панчен Наро суть лица исторические, которые жили в IX и XI веках и способствовали распространению буддизма во многих районах Гималаев.

...Мы с Лобсангом часами подшучивали друг над другом. Чтобы не остаться в дураках, я уверял его, что у нас лошади несут яйца! И приводил в доказательство множество деталей так, что мой спутник начинал сомневаться, шучу я или говорю правду. Ведь многие наши обычаи казались ему столь неправдоподобными, что у него не было никаких оснований сомневаться в самых диких домыслах. К примеру, он не хотел верить, что мои соотечественники едят конину, лягушек и улиток. Это, по его мнению, было дурной шуткой вроде яиц, которые несут лошади. Французу очень трудно говорить в Гималаях с полной откровенностью, когда знаешь, что упоминание о рыбе как о возможной еде вызывает тошноту у большинства местных жителей.

К полудню, обогнув отрог холма, мы оказались перед гигантским естественным амфитеатром. На его склонах располагались четыре деревушки и несколько больших строений, стоявших в отдалении друг от друга. Этот амфитеатр прилегал к громадному пику, со склонов которого с ревом неслись потоки, разделявшие деревни. Издали приклеившиеся друг к другу домики походили на крепость. Меня снова поразила сдержанная элегантность гималайской архитектуры. Здания плотно сидят на скалистом основании, их белые стены слегка наклонены внутрь. Их единственное украшение — симметричные окна, обведенные черной полосой. Нигде на Востоке нет столь приятной глазу архитектуры, которая создается формой, а не украшениями.